Бетховен. Биографический этюд

«Многие музыканты, – пишет Шиндлер в тетради, – играющие на духовых инструментах в театре, заявили об отказе от платы за репетиции; для Бетховена, говорят они, готовы на все. Все охотно готовы участвовать в концерте… Умлауф еще не освоился с партитурой, но хор привык к нему…»

Узнав о намерении автора, ради сокращения расходов воспользоваться участием любителей, многие члены венского музыкального общества стали осаждать его предложением своих услуг, одни добивались участия в хоре, другие, вооружившись скрипками в магазине Ржехачека, стремились занять места рядом с Шупанцигом. Покончив с составом исполнителей, приступили к частным репетициям, во время которых Бетховену пришлось давать бесчисленное множество указаний и объяснений своих необычайных музыкальных замыслов.

«Значит, совершенно так, как при пении со словами?» – спрашивает Шиндлер в тетради, и автор поясняет ему, что контрабасы должны исполнить речитатив (в presto симфонии).

«Для первого раза, – пишет племянник там же, – все шло отлично, басы шли хорошо; когда все разучат, дело пойдет совсем прекрасно».

При репетициях хора, согласно указаниям дирижера, автор сделал несколько исправлений и изменений в партитуре, но когда все восстали против си-бемоль при словах et vitam, то композитором овладело упрямство, да и могло ли быть иначе? Бетховен требует от певцов исполнения своего произведения, а какие-нибудь хористы объясняют ему, что си-бемоль (в Credo мессы), часто повторяемое, надрывает их голоса!.. Так и осталось по настоящее время это си-бемоль в мессе, соперничая с си чистым и с еще более частыми ля в последней части симфонии. Непоколебимый автор остался в уверенности, что хоры покорились его воле, тогда как недосягаемые для певцов ноты целыми группами превращались в паузы или варьировались ad libitum; причем не одно бранное слово раздавалось по его адресу.

Не менее затруднений было с солистами, также принявшимися за работу с большим рвением. Узнав о предстоящем концерте, Унгер предложила Шиндлеру свои услуги и взялась пригласить Зонтаг и баса Прейзингера; передавая об этом композитору, Шиндлер замечает, со своей стороны, что Унгер «очень прилежна, но школа ее несовершенна, а Зонтаг, обладая лучшей школой, очень легкомысленно относится ко всему».

В начале 1893 года Шиндлер обращается к композитору в разговорной тетради.

– Когда мы навестим Унгер? Она действительно интересна. Она шлет вам тысячу благодарностей и вскоре лично поблагодарит вас. Что же касается 24-летнего юноши, о котором вы поручили передать ей, она просила сказать вам, что ваше внимание и похвала дороже для нее, нежели расположение всех 24-летних юношей Вены.

Бетховену, видимо, доставляли высокое наслаждение посещения этих двух необыкновенно красивых обладательниц необыкновенно обширного и чарующего голоса. Лишь в период усиленной работы над 9-й симфонией и последними квартетами композитор отклонял эти визиты. Чаще являлась к нему Унгер, у которой, к сожалению, украли впоследствии письма к ней Бетховена и которая оставила в разговорной тетради такие строки:

– Благодарю вас за милое, любезное письмо. Буду хранить его, как святыню. К сожалению, совершенно не заслуживаю ваших отзывов…

– Как грустно, не могу дольше остаться в вашем милом обществе. Я едва вырвалась к вам. Будьте здоровы. Вскоре опять явлюсь к вам и привезу прелестную Зонтаг…

– У вас слишком мало веры в себя. Разве поклонение всего света не сделало вас более гордым? Почему вы не хотите верить, что все жаждут выразить вам свое поклонение при исполнении нового произведения? О, упрямец! Не могла устоять против желания повидать еще раз нашего великого маэстро…

А по уходе ее Шиндлер пишет:

– Что за прелестная девушка! Сколько в ней искренности и огня!

В другой раз Шиндлер замечает:

– Зонтаг будет тоже очень полезна вам, так как девица эта замечательно трудолюбива и очень образована.

– Я пришла не затем, чтобы вкусно поесть, – пишет там же Зонтаг, видимо, застав композитора за обедом, – а с целью познакомиться с вами, о чем я давно мечтала.

Не раз являлись обе поклонницы к великому симфонисту за советами и указаниями; как в святилище, входили они к нему и порой старались спеть глухому автору, охотно проходившему с ними партии, но смутно воспринимавшему звуки их голосов. Обе певицы принадлежали к тому поколению артисток, которые еще не отреклись от старинных приемов примадонн в операх итальянских маэстро, до Россини включительно, когда авторы с легким сердцем следовали установившемуся обычаю и по требованию исполнителей изменяли десятки нот, тактов, пассажей и целых страниц партитуры. Музыкальные идеи Бетховена в связи с глухотой и отсутствием сноровки в вокальной композиции создали для знаменитых певиц ряд препятствий, едва преодолимых. Уже в первой части мессы, в Kyrie, предстояло певицам выдерживать целые такты и долгие ноты (на слово Chtiste) в темпе Andante, что было крайне утомительно.