Напрасно артистки просили, для облегчения исполнения, ускорить здесь темп; в ответ им автор лишь улыбался. Когда же перешли к симфонии и автор вновь проявил свою настойчивость, настроение артисток изменилось.
– Вы – тиран для певцов и певиц, – сказала ему Унгер раздраженно.
– Вы избалованы, – ответил, смеясь, композитор, – итальянской музыкой, поэтому вам это кажется трудно.
– А это? Какие высокие ноты! Нельзя ли изменить? – воскликнула Зонтаг, указывая на мелодию при словах «den Wurm», повторяемую на тех же нотах хором.
– А здесь для альта слишком высоко, – прибавила Унгер, указывая другое место в партитуре. Но автор отвечал весело:
– Нет, нет, нельзя изменить!.. Постарайтесь, и все преодолеете.
– Ну, так давайте страдать во славу Божию! – заключила Зонтаг и отправилась домой работать над творением музыкального тирана.
С мужским персоналом также не обошлось без затруднений; правда, тенор, впоследствии известный Хайдингер, сразу овладел своей партией и был безупречен, но бас Прейзингер не мог взять высокого фа-диез в первом речитативе симфонии, и автору пришлось сделать для него изменение, что не помешало певцу сорваться и провалить свою партию в концерте. Шиндлер со своей стороны содействовал уступчивости композитора, уверив его, что ни один бас в Вене не может взять фа-диез; тем не менее автор оставил в партитуре эту ноту, уничтожив вариант, написанный для Прейзингера.
Накануне концерта Шиндлер пишет в разговорной тетради: «За Зонтаг я не боюсь ничуть, она клянется взять все трудные ноты; она решительная, но Унгер не уверена в себе».
Были препятствия также со стороны цензуры: сначала она запретила исполнение церковной музыки в концерте и упоминание мессы, но, по протекции гр. Лихновского, разрешила поставить под названием «гимнов» три части мессы: Kyrie, Credo и Agnus, – о чем автору также пришлось специально просить одного из цензоров.
Милостивый государь!
Я слышал, что и.-к. цензура находит препятствие к постановке нескольких произведений церковной музыки в вечернем концерте, в театре An der Wien. Мне остается только признаться вам в том, что я был принужден к этому, что все нужное для этого уже переписано и вызвало значительные расходы, и что времени очень мало для сочинения новых пьес. Во всяком случае, имеется в виду исполнить только 3 произведения духовной музыки и то под названием гимнов. Я настоятельно прошу вас м. г. помочь в этом деле, так как и без того в делах подобного рода приходится бороться со многими препятствиями. Если не последует на это разрешения, то могу уверить, что не будет возможности дать концерт и все расходы по переписке окажутся пропавшими. Надеюсь, вы еще не забыли меня
преданного вам, милостивый государь, с почтением Бетховена.
Его высокородию г-ну ф. Сарториусу и.-к. цензору.
Нужно добыть партии партитуры и инструменты для концерта, или, как тогда называли, музыкальной академии; надо поместить анонсы в газетах; несмотря на содействие друзей, композитору самому приходится немало возиться с этой неизбежной, черной работой, обращаться с просьбой к разным лицам.
Директору театра К. Ф. Хенслеру.
Уважаемый друг!
Покорнейше прошу прислать партии написанной для вас увертюры к открытию, я исполню ее в одной из предстоящих академий, так как располагаю большим оркестром, и потому ее надо переписать в 2 экземплярах, таким образом, и вы получите правильно и чисто переписанные партии вместо ваших скверных, наскоро и неряшливо написанных. Я постоянно слышу о ваших успехах, чему очень рад, хотя вижу вас очень редко.
С глубоким почтением ваш друг Бетховен.
Уважаемый г-н ф. Ржехачек!
Шупанциг обещал мне, что вы любезно одолжите необходимые инструменты для моего концерта. Ввиду этого прошу вас о том же и надеюсь получить согласие на мою убедительную просьбу.
Ваш преданный слуга Бетховен.
К Бейерле, редактору «Венской театральной газеты».
Милостивый государь!
Через несколько дней буду иметь честь заплатить свой долг. Прошу вас поместить в вашей уважаемой газете прилагаемое объявление о моей ак.
Ваш преданнейший слуга Бетховен.