Бэтмен. Ночной бродяга

Но Брюс Уэйн разговаривал не с обычной девушкой. Нет, это была Мадлен Уоллес, хладнокровная убийца, заточенная в лечебницу «Аркхэм», преступница, которая вовлекла его в какую-то игру, правила которой не удосужилась объяснить. Здания и лаборатории ее предыдущих жертв взлетели на воздух, взорванные преступниками, связанными с этой самой девушкой. Скорее всего, Мадлен, не колеблясь, поступит точно так же с ним и «УэйнТех». Юноше пришлось несколько раз напомнить себе последний пункт, пока он наконец не почувствовал под ногами твердую почву. «У ее семьи есть криминальное прошлое», — сказала ему детектив Драккон.

«Довольно пустой болтовни».

— Ты научилась всему у матери? — спросил он, пытаясь вернуть беседу к теме ее прошлого.

Мадлен отвернулась. К своему удивлению, Брюс почувствовал сожаление, что их небольшой личный контакт оборвался.

— А тебе-то что? — спросила она, забираясь на кровать с ногами и прислоняясь к стене. — Она все равно уже мертва. Умерла в тюрьме.

«Умерла в тюрьме».

— Что она такого сделала, что оказалась в тюрьме?

Казалось, что скрытые за густыми ресницами глаза девушки потемнели. Неважно почему, но она не хотела это обсуждать.

— Всегда такой любопытный, да, Брюс? — сказала она. — Вот почему ты вернулся сюда, завел этот разговор и не вынес из этого ничего, что могло бы удовлетворить твой интерес. Вот почему ты разбил свою машину в той погоне и отправился драить полы в «Аркхэме». Возомнил себе, что ты один способен разгадать все загадки Ночных бродяг?

— А что насчет тебя? — вопросом на вопрос ответил Брюс. — Чего хочешь ты? Кого ты защищаешь? Почему ничего не рассказываешь детективу Драккон о планах Ночных бродяг? О здании «Беллингем Индастриз»?

— А, это. Никак не можешь отпустить, да, Брюс?

— Отпустить? Я разбил свою машину, а парень, которого я остановил, теперь мертв… Знаешь, такое непросто отпустить, — он стрелял наугад, но не смог удержаться от возможности проверить, не попал ли он в цель. Юноша искоса взглянул на заключенную. — Я не такой, как Ночные бродяги. Я не желаю выбрасывать людей на помойку, когда они перестают быть нужны мне. Я хочу знать, что такого ценного было в том здании.

Какой-то миг она просто всматривалась в его лицо.

— Знаешь, Брюс Уэйн, представь, что ты живешь в черно-белом мире. Ты знаешь, что где-то должен существовать цвет. И ты читаешь каждую книгу о цвете, какую только можешь отыскать. Ты ищешь сутки напролет и, наконец, можешь наизусть назвать длину волны синего, красного и желтого цвета, ты можешь предположить, что трава, скорее всего, зеленая, а если ты смотришь на небо, то оно, логичнее всего, голубое. Ты можешь рассказать мне все, что ты знаешь о цвете, даже несмотря на то, что ты ни разу его не видел. А сможешь ли? Сможешь ли ты понять, что, наконец, видишь перед собой цвет? Можешь ли ты вообще полностью понять что-нибудь или кого-нибудь… пока не испытаешь это сам?

Брюс прищурился. Она говорила словно с высоты прожитых лет.

— Теперь ты мне пересказываешь мысленный эксперимент Фрэнка Джексона?[3]

— А, ты тоже знаком с философией Джексона? Что ж, а ты интересный собеседник, Брюс Уэйн.

— Что ты хочешь этим сказать?

Мадлен поднялась с постели и направилась к двери. Выражение ее лица навело Брюса на мысль о внешне спокойном море, под поверхностью которого скрывались монстры, поэтому по мере приближения девушки юноша инстинктивно пятился назад. Она остановилась прямо напротив окошка, разделявшего их, затем наклонилась так близко к стеклу, что он мог рассмотреть ее лицо во всех деталях — крошечное родимое пятнышко на изящной шее, густые ресницы, каждую блестящую прядку волос, по-детски пухлые губы, сложившиеся в улыбку. Боже. Она была до ужаса красива.

— Как одурачить ближнего своего, правило первое, — произнесла она, — смешай немного лжи с большим количеством правды. — Девушка опустила подбородок и бросила на собеседника короткий взгляд из-под ресниц. — Тяжело, не правда ли? Верить всему, что я говорю?

И все-таки она играла с ним все это время, даже когда изливала душу или гневалась.

— Тогда я, скорее всего, просто трачу свое время, — ответил Брюс.

— Ты должен быть мне благодарен. Я же учу тебя, — загадочная улыбка Мадлен сделалась шире, — не доверяй никому, подозревай каждого. Если ты хочешь сам докопаться до истины, не стой здесь столбом, пытаясь разговорить меня. Иди и сам познай цвет.

Брюс отчетливо вспомнил попытку Ночного бродяги сбежать с перекрестка Истхэма и Уикера. Что творилось за потертым кирпичным фасадом здания Беллингема? Брюс не мог отвести взгляд от Мадлен. У него похолодело в желудке.

— Ты боишься меня, — произнесла она.

Брюс Уэйн не мог найти категорию, к которой отнести Мадлен. Вместо этого она разбивала его вдребезги, на каждом шагу.

— Ты заперта в подвале «Аркхэма», — ответил он, — я тебя не боюсь.

— Может, тебя страшит, что я тебе нравлюсь, — она сладко улыбнулась.

— С чего бы тебе мне нравиться?

— Ну, ты определенно много болтаешь, когда приходишь сюда.

— То же самое можно сказать и о тебе.