Бьется пульс Конго

Те, кто не имел поручителей, отсиживали свой срок и отрабатывали долг. Заключенных использовали на коммунальных работах в качестве водоносов или косарей, которые срезали траву вокруг домов, чтобы туда не заползали змеи. Заключенные также чинили дороги. Хотя на работу наряжали и так называемых уголовных преступников, содержали арестантов не строго. Я удивился, увидев на главной улице двух мужчин в шортах и полосатых арестантских рубашках, спокойно разгуливавших с сигаретами во рту. Группу заключенных, которые подстригали газон возле резиденции Маяны, часто сопровождал надзиратель. Пока арестанты работали, конвоир мирно дремал в тени мангового дерева. Он не опасался, что его подопечные убегут. А один заключенный регулярно приходил к нам и предлагал купить бананы. Я спросил его, как он выходит из тюрьмы? Или у него специальный пропуск? И какое он совершил преступление?

— О, я осужден на два года, господин. За кражу. В деревне был сильный, сильный голод. Пришлось воровать, господин.

— И вам разрешают так свободно ходить?

— Но я ведь не злоумышленник! — воскликнул он оскорбленно. — У нас воровство не преступление, если человек в большой беде.

— Но вы же можете убежать.

— Назад в деревню? У меня застревает кусок в горле, когда я вижу вспухшие от голода животы детей.

— А в Стэнливиль?

— Там я умру с голоду без работы или же снова буду воровать. Нет, уж лучше я останусь тут. Здесь у меня крыша над головой, еда, табак. Жена навещает меня, ко мне хорошо относятся. Связка бананов — сто франков.

Я дал ему в два раза больше. Он действительно не был преступником.

На профсоюзном собрании Маяна попал под перекрестный огонь. Я там не был, считая, что это дело конголезцев. Но ассистент рассказал мне, что обвинения сыпались градом. Куда уходят их деньги? Господин Маяна мог бы ездить и в автобусе, откуда он достает бензин для своей машины? Где обещанная правительством еще шесть месяцев назад премия? Почему Маяна каждые две недели ездит в Стэнливиль и неизменно возвращается с пустыми руками? А кто финансирует эти поездки? Страсти разгорелись… Маяна поклялся, что в. следующий раз не вернется из Стэнливиля, пока не уладит вопрос о жалованье.

Он сдержал свое слово.

Как-то Маяна пригласил меня на охоту, «чтобы вы тоже получили удовольствие». Его бой нес под мышками два карабина. Было воскресенье, и я не мог отказаться под тем предлогом, что необходим в больнице. Я плохой охотник и не люблю убивать зверей, но Маяна, будто прочитав мои мысли, сказал: «Эта будет охота на крокодилов, вниз по реке есть островок с песчаной банкой, там полно крокодилов».

Итак, еще и в лодке! Что может сделать крокодил, испытал на себе один дипломат из Леопольдвиля, также участвовавший в охоте. Крокодил плохо разбирается в дипломатии, он хвостом приподнял лодку и перевернул ее, а дипломата больше не видели.

Все же я утешался мыслью, что смогу послать домой фотографию, где буду изображен в позе бесстрашного африканского охотника, попирающего ногой мертвую добычу.

Я начал подготавливать машину, но что-то было не в порядке. Прошло с полчаса, прежде чем мне удалось устранить неполадку. За это время небо нахмурилось. Быстро приближалась непогода. Мы поехали к пристани. Едва мы отвалили от берега, как хлынул дождь. Мы моментально промокли до нитки и вынуждены были снова пристать к берегу. Однако я сохранял свое: достоинство.

С крокодилом я все же имел дело, но в качестве врача. В больницу была доставлена женщина с глубокими рваными ранами на голени. Она стирала белье в реке на мелком месте, и крокодил схватил ее. Женщина не растерялась и стала колотить крокодила вальком по морде, пока он не разжал челюсти. К счастью, она другой рукой крепко держалась за дерево, иначе крокодил утянул бы ее на глубокое место. Раны заживали медленно и, как все подобные повреждения, гноились.

Однажды мы зашивали раны одному парню, которого избили на противоположном берегу. Он сказал, что били его из-за крокодилов. Он в них стрелял.

Я удивился.

— Разве охота на этих гадин запрещена?

— На том берегу — да. Они верят в переселение душ. Недавно крокодил съел сына вождя, и теперь все крокодилы — табу.

— Почему же?

— Никто не знает, в каком крокодиле живет душа сына вождя.

Подобное «переселение душ» не редкость в Африке. До сих пор охотники делят между собой и съедают сырым сердце льва или леопарда, полагая, что станут макази, сильными, как лев. Поверье это сохраняется и в отношении знаменитых умерших воинов.

Недалеко от больницы, у обочины дороги, есть могила. Она огорожена бамбуковыми стволами, а их верхушки усажены пустыми консервными банками и старыми глиняными горшками. Я спросил миссионера, что это означает. Оказалось, что здесь похоронен воин из племени бапуи, который убил много леопардов. Родственники умершего целую неделю дежурили у могилы, чтобы никто не похитил его сердце. Он был очень макази, нгуфу, то есть сильный.

— Вы боретесь против этого суеверия? — спросил я.