«Странное, однако, учение, — размышлял Дюрталь, приподнимая решетку камина и грея ноги. — Несмотря на насмешки теперешней науки, которая сама может открывать лишь прежде забытое, герметическая философия все же приносит свои плоды».
Светило современной химии Дюма, внося термин «изомерия», воспроизводит вполне верные теории алхимиков, а Бертело заявляет, что «никто не в состоянии утверждать, будто изготовление так называемых простых тел невозможно в принципе.»
Потом же были опыты, за которыми наблюдали ученые, и эти опыты приводили к достоверным результатам. Так, Николя Фламелю, судя по всему, и впрямь удалось Великое Деяние. Кроме того, в семнадцатом веке химик ван Гельмонт{34} получил от неизвестного четверть грана какого-то вещества, с помощью которого он превратил в золото восемь унций ртути.
В те же годы Гельвеций,{35} оспаривавший алхимические догмы, также получает от другого незнакомца некий сокровенный порошок и превращает в золото брусок свинца. Гельвеций отнюдь не легковерный человек, да и Спиноза, который проверил эксперимент и убедился в его абсолютной истинности, тоже не из ротозеев или простаков!
А взять таинственного Александра Сетона, который под именем Космополита объезжает всю Европу и перед сильными мира сего превращает металлы в золото? Заточенный в темницу Христианом II, курфюрстом Саксонии, этот алхимик, который прославился презрением к богатству — он никогда не оставлял себе полученное золото и жил впроголодь, молясь Господу, — погиб мученической смертью, подобно святому: его били розгами, кололи кинжалом, но адепт отказался выдать секрет, доверенный ему, как он утверждал вслед за Николя Фламелем, самим Богом.
А ведь в настоящее время эти работы продолжаются. Только теперь большинство алхимиков отрицают священные свойства пресловутого Камня. Они думают, что чудодейственный состав является лишь ферментом, который в расплаве металлов вызывает молекулярные изменения, схожие с теми, каким подвергаются органические вещества при дрожжевой ферментации.
Дез Эрми, хорошо знакомый с этим кругом людей, утверждает, что сейчас во Франции горит более сорока алхимических горнов, а в Ганновере, в Баварии, сторонников этого учения и того больше.
Раскрыли они удивительный секрет, известный в древности? Маловероятно, никто сегодня не изготовляет золото искусственным путем. Впрочем, на парижском процессе в ноябре 1886 года, разбиравшем дело создателя городских пневматических часов Поппа и тех, кто финансировал его проект, инженеры-химики из горного института заявили, что можно извлекать золото из строительного камня, так что стены вокруг нас подобны золотым россыпям, а на чердаках, вполне возможно, таятся золотые самородки.
«Все равно тайные науки не приносят счастья», — с улыбкой подумал Дюрталь. Он вспомнил старика, который на шестом этаже дома на улице Сен-Жак устроил алхимическую лабораторию.
Этого человека звали Огюст Редутез, дни напролет он корпел в Национальной библиотеке над трудами Николя Фламеля, а по вечерам разжигал свои печи и занимался поисками Философского камня. Шестнадцатого марта прошлого года старик вышел из библиотеки вместе с соседом по столу и по пути объявил, что открыл наконец великую тайну. Придя к себе в кабинет, он бросил кусочки железа в реторту и в результате реакции получил кристаллы красного цвета. Гость осмотрел полученное вещество и отпустил какую-то шутку, тогда алхимик, разозлившись, набросился на него с молотком; его пришлось связать по рукам и ногам и отправить прямехонько в больницу Сент-Анн.
В шестнадцатом веке в Люксембурге алхимиков зажаривали в железных клетках, столетием позже в Германии их, предварительно изваляв в соломе, привязывали к золоченым столбам. Теперь, когда этих чудаков оставили в покое, они совсем сошли с ума. «Печальный конец, что и говорить», — заключил Дюрталь.
Тут в дверь позвонили, и он пошел открыть. Консьерж принес письмо.
Дюрталь распечатал конверт. «Гм, что бы это могло значить?» — удивился он, приступая к чтению.
«Милостивый государь, я не авантюристка, не искательница приключений и не взбалмошная эмансипе, предпочитающая умные разговоры винам и духам. Еще больше я далека от вульгарного любопытства, которое толкает узнать, соответствует ли образ писателя его произведениям. Что бы Вы ни предположили, все равно не догадаетесь. Я только что прочитала Ваш последний роман…»
— Не очень-то она торопилась, роман вышел больше года назад, — проворчал Дюрталь.
«…мучительный, как страдания мятущейся души…»
— Черт бы побрал эти комплименты. Уж больно фальшиво они звучат.
«Попытка исполнить свое желание сродни безумию и глупости, и все же, сударь, я спрашиваю Вас, не хотели бы Вы провести вечер в каком-нибудь укромном месте, выбор которого я предоставляю Вам, с одной из Ваших томящихся сестер по духу? Потом мы снова забьемся в свои норы, снова станем людьми, обреченными на одиночество, ведь подобные нам не созданы ходить строем. На прощание примите мои уверения в том, что в наш безликий век я считаю Вас незаурядной личностью.