Без гнева и пристрастия

– И что вы можете сказать по этому поводу? – нажимал репортер, садистски ожидая неминуемого простодушного милицейского афоризма.

И добился своего. Майор двумя пальцами подергал себя за нос, одним пальцем почесал щеку и выдал:

– Какой он патриот, если он пидар!

…Не в криминальной хронике, не в «Дежурной части», не в «Дежурном патруле» – сюжет репортера прошел в основных новостях. На экране был выход, была тщетная попытка спрятаться, был поцелуй. Прозвучали и нежные слова ласкового партнера. А начинался репортаж обыденными словами: прошедшей ночью милицейской бригадой был ликвидирован тайный гомосексуальный притон. Среди задержанных посетителей притона оказался лидер движения «Патриот», возможный кандидат в президенты на очередных выборах Игорь Марков.

А молодежная газета осветила это событие с присущей ей прямотой. Четверть первой полосы занимала фотография, на которой напудренный Ленский тянулся черными губами к щеке пидара. А шапкой послужило бессмертное «мо» милицейского майора:

«Какой он патриот, если он пидар!»

Глава 3

Трое молча сидели в замызганной комнатенке, которую предоставил им начальник Хамовнического РЭУ, верный адепт движения. Молодой, прямой, как гвоздь, генерал в штатском пиджаке, который был на этих плечах чужим, нервный тридцатипятилетний интеллигент в вольном московском прикиде – джинсы, маечка под горло, клетчатая куртка-рубаха, и Игорь Тимофеевич Марков – при полном параде. Его сухое и острое лицо, лицо просто-таки Савонаролы, ничего не выражало. Это лицо ожидало и выжидало.

И дождалось: в молчании, изучив Игоря Тимофеевича пристальным командирским взглядом, генерал констатировал желудочным басом:

– С таким лицом – на костер за идею, а он – в бордель к жопникам.

Нервный интеллигент ногтем большого пальца провел по бумажному, заляпанному чернильными пятнами покрытию хилого письменного стола, сморщился, простонал сквозь зубы и мягко попросил генерала:

– Не надо так, Алексей Юрьевич.

– А как надо?! – рявкнул генерал.

– Не знаю, – беспомощно признался интеллигент.

– То-то! – неизвестно чему обрадовался генерал и спросил у Маркова: – Ты хоть от журналистского хвоста отрубился?

– С каких это пор вы со мной на «ты», Алексей Юрьевич? – высокомерно поинтересовался виновник торжества.

– С тех пор как увидел твой сладкий поцелуй с волосатым педрилой.

– Все, что случилось со мной, подлая и изощренная провокация! – наконец-то на повышенных нервных тонах сделал заявление возможный кандидат в президенты. – Это подстроено, и подстроено нашими врагами!

– Твоими, – поправил его генерал. – Так как насчет хвоста? Нам с Иваном очень бы не хотелось сегодня беседовать с журналистами.

– Нету никакого хвоста, уж поверьте профессионалу.

– И на том спасибо.

Замолчали. Первым не выдержал паузу Игорь Тимофеевич.

– Вы же знаете, что я не педераст!

– Откуда? – вяло полюбопытствовал генерал.

– Мы ведь много месяцев были вместе, постоянно сотрудничали, ежедневно лично общались…

– От близкого личного общения с тобой каждая нормальная мужская особь, подозреваю, может сделать как раз обратный вывод, – издевательски заметил генерал.

– О чем вы, о чем? – горестно взвыл интеллигент Иван. – Вы были нашим знаменем, Игорь Тимофеевич! Человек, в недрах КГБ боровшийся за справедливость, человек, пострадавший за это, человек, в годы перестройки разоблачавший беспринципность и двуличие власти, человек, все последующие годы твердо стоявший на позициях чести, достоинства и бескорыстия. Человек – знамя! И это знамя упало в грязь.

– И это знамя не следует поднимать из грязной лужи. Негигиенично как-то. Да и кто пойдет за грязным знаменем? – дополнил монолог хладнокровный генерал.

Вот и о главном. Марков с кривой понимающей улыбкой спросил:

– Чего вы от меня хотите?

Три канцелярских стола было в комнате. На каждого по столу. Генерал Алексей Юрьевич выпростался из-за своего и стал посреди помещения для того, чтобы вещать поубедительнее:

– Сегодня же ты сделаешь заявление в печати. Первый пункт – то, в чем ты безуспешно пытался убедить нас. Провокация там, враги всякие. Второй пункт. Скомпрометированный, ты (облыжно или по делу – неважно) в связи с тем, что не хочешь и не имеешь права бросить хоть какую-то тень на святое дело общенародного движения «Патриот», выходишь из него на время, которое может понадобиться для выяснения истины и полной твоей реабилитации. Всего два пункта, Игорек.

– Которыми я косвенно признаю свою вину, – продолжил за генерала ставший вдруг ироничным Марков. – А я не виноват.

Глаза генерала округлились в царском гневе. Он сделал два шага, уперся ладонями в стол, за которым сидел Марков, склонился над ним и спросил, задушевно спросил:

– Тебя что, в этот бордель за руки, за ноги насильно тянули?

Вскинулся и возможный кандидат в президенты. Секунд десять играли в гляделки. Первым понял идиотизм этой дуэли генерал. Он ухмыльнулся и заметил:

– Фильм ужасов «Испепеляющий взглядом». Никого-то ты не испепелишь, дорогое ты наше знамя.