Харон удивленно посмотрел на лежащую у него на руках девушку. Ему уже закралось подозрение, что это может быть за мужчина и почему демон его не видел. Харон уселся вместе с Викторией на огромную кровать, которая явно превышала все размеры стандартного евро. Демон изучал лицо в смятении, вытаскивая по атомам пропитанные самобичеванием ниточки, примеряя на себя новое чувство. И одного он не понимал: как можно испытывать столь обширную гамму чувств?
– С петлей на шее. Он стоял около стола, потом резко направился на меня. Я испугалась. У него такое лицо… Пустое и безжизненное. Неужели ты не видел его?
Харон отрицательно покачал головой.
– Почему я их вижу? Что со мной стало? Может я, действительно, сумасшедшая? Милый мой.
Девушка положила свои холодные ладошки на теплые, щетинистые щеки молчаливого мужчины. Она пыталась ощутить каждый сантиметр его баснословного лица, убеждая себя в более или менее здравом уме. Чувствуя, как сквозь заледеневшие от страха руки, пробегает его тепло, как оно стреляет по капиллярам, пробуждая их от внезапного зимнего сна в прекрасный осенний вечер. Виктория прикоснулась губами к его. Она закрыла глаза. Вот то тепло… пожар, который она искала, чтобы согреться, чтобы понять, что она – живая. Нет сумасшествия. Жизнь бьет ключом.
Харон не шевелился, лишь сладострастно отвечал девушке на поцелуй. Нет, он не превратился в человеческую ханжу, он просто боролся и укрощал свои сумасшедшие чувства, измывался над полыхающей страстью и желанием схватит рыжеволосую пигалицу и все-таки продемонстрировать свой многотысячелетний навык творить что-то необычное и невозможное среди людской пучины обыденности и банальности.
Но Харон и пальцем не тронул девушку. Он умел ждать.
Виктория же проникала в поцелуй все глубже, думая, что она приобретает рассудок, на самом деле, не замечая, как быстро теряет его в реальности. Чувственные губы мужчины играли шутки с ее разумом. Ее непослушные руки, блудливо и так неуклюже пытались расстегнуть пуговицы на рубашке, чтобы дотронуться до «божественного» тела. Она так хотела почувствовать жизнь, струящуюся сквозь мышечную ткань в черную душу.
– Нет, нет, нет… Я должна остановиться, раз ты не останавливаешь меня… – прошептала она, крепко обняв окаменевшего мужчину.
– Знаешь, сколько сил мне понадобилось, чтобы не наброситься на тебя и на собственной шкуре не узнать, что значит изнасиловать? Я уже прекрасно знаю, что дальше, чем детские поцелуи, ты не позволишь мне зайти. Кстати, напомни мне, почему?
– А…
– Подожди, я сам. Романтика, да? – он бросил на нее ядовитой взгляд исподлобья, застегивая пуговицы. – Мы изучаем, что такое романтика. Я помню, детка, помню.
Харон встал с кровати и добавил немного света, поправляя волосы и воротник. Виктория закрыла глаза и упала на кровать.
– Я такая дура… – тихо сказала она.
– Не согласен.
– Нет, Харон. Со мной явно что-то не так. Если я не сумасшедшая, то я – дура.
– Твой чай остыл, детка. Пойдем, я сделаю новый и ты поделишься своими мыслями и страданиями по поводу того, что тебе мешало сейчас просто сказать мне «да». А ведь ты так хотела это сказать. Я слышал, как ты умоляла свое упрямство, а оно твердило о романтике. Ты расскажешь мне подробнее, к чему мне следует приготовиться, углубленно изучая романтизм начала XXI века?
Виктория едва слышно рассмеялась, все также лежа на кровати. Она все еще не могла смириться и понять, что демон без всякого труда проникает в ее голову и поглощает все ее мысли, а потом, словно острое копье, бросает их в девушку с намеком: «на, смотри, о чем думала твоя несносная голова, в то время, когда тело не было так безупречно».
– Ты просто невозможен. Прекрати лазить у меня в голове.
– Увы, это невозможно, детка. Я слышу твои мысли так же явно и четко, как твой голос.
– Как ты их отличаешь от реально сказанного?
– Как лингвист…по контексту. – Харон улыбнулся. – К тому же, если бы все, что ты думаешь, я бы воспринимал как сигнал к действию, у нас бы уже было, о чем написать, по крайней мере, одну книгу. А некоторые мысли, я вообще не уверен, что ты когда-либо попросишь осуществить. К сожалению…
Виктория села на кровати, пытаясь понять свое самочувствие. Вроде она пришла в себя, но воспоминания о мужчине ее не покидали. Сквозь смех и наслаждение, она прогоняла дурное видение. Но все ее усилия были тщетны.
Как только они вдвоем вышли на кухню, Виктория поняла, что мужчина-то никуда не делся.
– Харон, – прошептала Вика, впиваясь мертвой хваткой в руку демона.
Он уставился на девушку: бледная, глаза перепуганные, руки дрожат. Харон уже грешным делом подумал, что девчонка сейчас опять грохнется в обморок от страха. На всякий случай он приобнял ее.
Виктория смотрела в одну точку, не шевелилась и не дышала. Ее пальцы судорожно сжимали мужскую руку, ища в ней защиту и поддержку. У нее были такие холодные пальцы и такие цепкие. Сердце колотилось в бешеном темпе, грудь тяжело вздымалась, вытесняя использованный воздух. Девушка смотрела на того, кого Харон не видел.
– Он здесь? – тихо спросил демон девушку.