Без Границ

Естественно, Харон не мог не заметить москвичек. Ему уже случалось быть среди людей, но то были совсем не большие сроки и как правило, то была Европа и ее чопорные дамы. У него были однодневные отношения и ни одна из женщин даже не пыталась просто погулять с Хароном. Никто не предоставил ему возможности насмотреться на не менее красивый средневековый Лондон, вычурный Париж и закладывающийся фундамент всем известной Эйфелевой башни. Он ничего не видел, кроме озабоченных своими желаниями почтенных дам, которые в тайне от мужей, придавались плотским утехам не только с людьми, но и с инкубами. Но раньше Харон не видел в этом ничего плохого. Демон был создан для удовлетворения прекрасного пола, на что ему жаловаться?

Харон читал женские разумы, неподвластные никому желания, словно неоновые вывески на дорогах. И ему нравились их разумы. Не всегда женщины думали о сексе: у них куча дел и переживаний, которыми была заполнена голова. Они старались обо всем помнить, думать. Они спешили.

Каждый раз Виктория безумно ревновала, замечая, как Харон смотрит на ту или иную девушку. Он мог обворожительно улыбнуться какой-нибудь даме, чем смущал и злил Вику. Девушка ничего ему не говорила. Она лишь тихо переваривала свое недовольство. А что она могла предъявить ему? Она даже не догадывалась, знает ли Харон что-нибудь о ревности, с чем едят это блюдо?

Демон, в свою очередь, понимал, что примерно значит ревность, но не очень понимал, что он такого делает, что Виктория злится. Но один лишь добрый взгляд на другую и тут же зубы скрипели от злости.

Виктория почти привыкла к своим видениям и призракам. Духов она видела ежедневно. С коллегами по работе она постоянно видела одни и те же души, сопровождающих их. Практически рядом с каждым человеком стоял усопший. Какую роль он выполнял, Вика не понимала. К счастью духи не разговаривали с ней. Иногда они беспородно погружали ее в свои воспоминания, показывали свою прошлую жизнь. Чаще всего это было то, как они умирали. Реже что-то хорошее или какие-то счастливые моменты.

Виктория изменила отношение к смерти. Отныне она была уверена, что смерти бояться не надо. После нее все-таки есть жизнь. Да, может, она не такая веселая и счастливая как раньше, но она есть. Есть душа, которая продолжает жить и она помнит, как все было. Стоит ей скинуть телесную оболочку, как к ней возвращаются воспоминания, о которых человек мечтал, но пока жил так и не получил.

Духи очень часто показывали воспоминания из детства, вытирая слезы невозможности побывать снова там, обнять еще молодую маму, от которой тогда отбрыкивались и ногами, и руками. Душа помнит все.

Виктория все еще не понимала, что все это значит, но относилась довольно спокойно. Ну идет человек, ну следует за ним душа, никто ее не видит, кроме меня, и что в этом такого? Вот примерно как думала девушка, заверяя сама себя в собственной нормальности. Вика заставляла себя поверить в то, что все происходящее с ней – нормально.

Иногда девушка замечала одиноких духов. Они ни за кем не следовали, существовали сами по себе. Медленно ходили по улицам, просачивались сквозь стены, словно шли по своим делам, как будто им было куда идти.

Кто-то из них улыбался, но улыбка была все равно печальная и сковывающая. Встретив такую улыбку никогда не поймешь, от хорошего ли человек улыбается. А может, он вообще не улыбается, у него проблемы с тройничным нервом… Невозможно поверить в такую улыбку… в ней нет души. Она притворная. А когда идет сама душа с такой улыбкой, вовсе становится жутко: души ведь не умеют притворяться. Тогда, что могло заставить ее так улыбаться?

Поначалу Виктории было жутко, когда она встречала призраков, но когда они улыбались, идя на встречу, ей становилось еще хуже.

Порой девушку одолевала жалость к ним. Как-то бредя по улицам старой Москвы, Виктория увидела девчонку, куда-то спешащую, а сзади дух матери, который пытается заплести развивающиеся на ветру косы. Вот он мчится за девушкой и что-то кричит безмолвным ртом, явно пытаясь остановить беспощадное время.

От таких картин действительно становилось жутко. Виктория ни раз видела влюбленных, разлученных самой смертью. Они проливали горькие слезы, вороша память, вытаскивая боль на поверхность. А любимый рядом! Он всегда рядом, трогает руки, гладит по голове, улыбается. Но его уже никто не видит и не чувствует. И снова боль.

А еще хуже, когда влюбленная душа плелась за своим возлюбленным, а он уже нежно гладил руки идущего рядом с ним живого человека, заставляя себя любить снова. А дух страдает: он слишком хорошо помнит, как все было и лучше всех знает, как могло бы быть, и вовсе не понимает, как случилось то, что случилось. Почему никто не чувствует его прикосновений? Почему никто не отвечает на его поцелуи? А он так надрывается, крича в уши живому слова угасающей любви.