Без имени

— Потому, что всё не так, как кажется. Мы не видим истинной реальности и того, что происходит. Мы видим лишь то, что отображается в кривом зеркале общечеловеческих иллюзий. Мы живём в мире отражений и создаём следующие отражения, заполняя ими пустоту. Мы присутствуем на маскараде, который почему-то не закончился и вышел за пределы средневековых мистерий в так называемую «настоящую жизнь». Здесь почти не осталось реальности, остались только маски. За которыми порою совсем нет людей. Совсем. Абсолютно.

— Мне страшно…

— Не бойся, Фанни. Мы теперь вместе.

— Кстати, почему вы решили меня найти? Я же писала вам, что считаю те чувства, что не проявлены в реале, более возвышенными и достойными проявления? Они не убиты пошлостью навешанных на них ярлыков, не имеют ни обозначения, ни плотности… Они как бы вне времени и вне пространства. Я всегда хотела общаться со своими друзьями лишь в пределах интернета и никогда не пересекаться в реале… Я всегда писала об этом… Помните?

— Я всё помню, Фанни… Особенно — то ваше письмо, в котором…

— … Были стихи…

— Странные стихи… Как всегда, в твоём стиле…

    Что для меня осталось?
    Что обострится ввысь?
    Если вчерашний парус
    С мачтою — сорвались?
    Или — пилить по нервам
    Бешеным, злым смычком,
    Или — по бездорожью
    С порванным рюкзаком?
    Нет на земле пристанищ,
    В небе — тем более нет.
    Снизу — адских ристалищ
    Злой, красноватый свет,
    Сверху — ледащий холод
    И никаких забот.
    Сверху — нависший молот,
    Низ — наковальни лёд.
    Если скользить по жизни —
    То выдают глаза.
    Если скорбеть и киснуть —
    Слишком суха слеза.
    Барахтаться и бороться —
    Так слишком ржав окоём.
    Залечь же на дно колодца —
    Так больше и не вздохнём.
    В силках бесконечно биться
    За право быть мерой вещей?
    Душа — нет, совсем не птица,
    Зажата в тиски клещей.
    Она беспокойно бьётся,
    Но сталь тяжела оков…
    Что же тогда остаётся?
    В маске для дураков
    Пред зеркалами кривляться?
    Пыль, духота, нищета…
    И у смешного паяца
    Глубокие складки у рта…
    Тайной твоей хочу я
    Быть, и до хрипоты
    Мысленно закричу я:
    Не выдавай мечты!
    Есть отголоски боли,
    Рытвины пустоты —
    Те, что звались любовью…
    Будешь иное — ты!

У официантки в кафе были печальные, серые глаза, полные затаённой грусти. Она была тоненькая, будто бы полупрозрачная, и чем-то напомнила Фанни Лану из канцтоварного киоска. «Странное дело, — подумала она, — Многие современные девушки делятся на две категории: или совсем худенькие, с ручками — ниточками, или же — просто тумбы, нередко ещё и огромного роста, со слоновьими ногами. Мутации от потребления суррогатов и всяких коктейлей?»

— Мы живем в эпоху тотального одиночества. В сжавшемся в комок, уменьшенном мире всеобщей толпы и отсутствия личного пространства, — шепнула Фанни.

— Да. И во времена, когда так необходима порой поддержка друзей, — возразил Неназываемый.

— Самое лучшее, что может сейчас сделать тайный друг — расстаться на пике отчаяния, — Фанни, произнеся это одними губами, отвернулась в сторону.

На маленькой сцене в глубине этого странного кафе девушка и парень в черных театральных облегающих костюмах разыгрывали странную пантомиму, смысла которой Фанни толком не поняла, поскольку сидела к сцене боком и лишь изредка бросала в её сторону взгляды, остальное время посвятив робкому разглядыванию своего спутника.

Девушка-официантка записала заказ и вскоре принесла бутылку розового вина и пару вазочек с мороженым.

— За встречу! — провозгласил спутник Фанни, разливая вино по бокалам, — выпьем немножко, чтобы согреться!

Фанни поднесла бокал к губам, сделала небольшой глоток. По телу мгновенно разлилась приятная теплота. Давно она не пила никакого спиртного: настолько давно, что уже успела позабыть вкус вина.

Неожиданно, кажется, после того, как в кафе вошли новые посетители, глаза собеседника Фанни сделались холодно-настороженными.