— Да. Снимал жилье. Ну, что ж… Что случилось — не исправить. Но надо попытаться поговорить со Схимником. Похоже, он — человек интересный.
— Что о нем известно?
— Адрес работы. Он работает дворником. Этот адрес известен из попавшей ко мне тетради Схимника, которую спас из мусора погибший поэт. Похоже, у Схимника сейчас период грусти, и даже депрессии. Это может…исключить трансформацию…
— Такое возможно с нами?
— Да, Фанни… Из-за повышенной эмоциональной чувствительности мы можем не только стремительно молодеть, но и стремительно стареть в грусти. Умирать от горя. Такое бывает… Тогда, конечно… Трансформация отменяется до следующего воплощения.
— Это… горько.
— Мы все проходим через это. Через горе, одиночество, поиск чего-то иного… Помнишь?
Еще раз здравствуй, Фанни! Мой интернетный друг… Да, я всё помню… Но…Нам пора, у нас совсем уже нет времени, но я… Хочу еще раз вглядеться в глубину твоих зрачков…Обнять тебя! А теперь — в путь.
На улице моросил затяжной дождь, и хмурое небо нависало низко над городом. Поскольку Фанни всю ночь просидела, читая, ощущая полную, невыразимую свободу от опостылевшей работы и страшного полусуществования, — то, когда Неназываемый зашел в её комнату, было часов пять утра. А сейчас, уже скоро на работу выйдут дворники…
— Какой у тебя план? — спросила Фанни.
— Никакого… Но, думаю, ты мне поможешь его уговорить пойти с нами. Тебе это сделать будет легче…Да, Фанни, помни одно: никого и ничего не бойся. И тогда…Те, нападающие, исчезают из твоей жизни. Они поджимают хвосты. Они — лишь люди, хотя и вступившие в союз с неорганикой, с «врагом». Они не тронут тебя, если ты контролируешь себя и события вокруг.
— А как можно контролировать события?
— Контролем над собой и неожиданными решениями. Ты научишься: нужна практика. Слова тут бессильны. Контролируй себя даже во сне, каждую минуту… Это — очень сложно поначалу, но потом — просто не сможешь жить иначе.
Немного погодя, Неназываемый наклонился к уху Фанни и тихо сказал:
— Похоже, Схимник живет в дворницкой и работает за кого-то, кто оформлен официально и получает деньги. За работу ему дают немного еды и возможность поспать в подвале дворницкой. Но он… В основном где-то бродит. К счастью, у него, вероятно, остались еще друзья. С жильем или работой, где можно и ему переночевать.
— Но… Что мы ему скажем? Он нас не испугается?
— Не знаю. Будем действовать по обстоятельствам. Нам, в любом случае, нужно будет забрать его под белы рученьки, и поселить среди наших. Кстати, он выглядит, как почти что старик. Хотя ему что-то около пятидесяти. Он еще не прошел трансмутацию. По мнению Поэта, его друга, очень религиозен. И, кажется, неуживчив. Но он… Наш. Каждая жизнь имеет ценность, и особенно — в наши дни, когда всё более и более становится пустых людей, программируемых мешков с костями, с отсутствием всякого сознания… Настало время очеловеченных машин и обездуховленных людей… Странное время…
— Нет. Страшное. А… ты считаешь интелов частью машин?
— В какой-то мере. Они не проживут и дня вне сети.
— Печально.
— Еще более печально, чем то, что ты пока об этом знаешь. Но еще печальней то, что есть, вроде бы, биологически люди, но… Мозги их законсервированы встроенными блок-схемами, абсолютно чуждыми человечеству образованиями, которые активно размножаются в сходной среде.
Теперь они ехали в метро, спускаясь по эскалатору среди таких же мокрых людей, потом искали нужную им улицу и дом. Потом внезапно Фанни стало безнадежно-тоскливо, и внезапная грусть сжала её сердце. Неназываемый заметил это и сказал:
— Это… Ты ловишь здешний эмоциональный фон. Немного закройся, Фанни, — сказал он. — Мы уже подходим.