Без имени

Дверь в подвальное помещение была не заперта. Даже на крючок с внутренней стороны. Они спустились к этим дверям по ступенькам и теперь с легкостью открыли её и оказались внутри небольшого закутка за перегородкой. Напротив двери здесь висели телогрейки и кучей валялись старые валенки и сапоги, какое-то тряпье, поломанная гитара. Сбоку — небольшое оконце, зарешеченное с улицы. Вовсе неожиданной была здесь клетка с канарейкой. Птица притихла и зажалась в угол. За загородкой слышался шум и ругань. Там кого-то били. Фанни даже в темноте заметила, как побледнел Неназываемый.

— Кажется, поздно, — прошептал он и ринулся за перегородку, в проем без дверей, занавешенный лишь шторой. Фанни последовала за ним.

Человека, распростертого на полу и одетого в старую телогрейку, похоже, били долго. Ногами. Скорее всего, он отключился при первом же ударе, но его продолжали бить. Остервенело, без остановки. Из носа потерпевшего текла кровь, а голова была запрокинута. Маленькое помещение за перегородкой было без окон, здесь стоял покосившийся столик и топчан, застеленный старым одеялом. Единственная лампочка, свисавшая с потолка на тонком проводе, раскачивалась сейчас из стороны в сторону; один из увлекшихся избиением периодически задевал её головой. Всего нападавших было трое, и вид у них был зверский.

Неназываемый подскочил к ближайшему верзиле и заломил его каким-то хитрым приемом, по-видимому, сломав ему руку. К тому же, тот грузно завалился на пол. Двух других, только что успевших обернуться, он схватил и, треснув головами друг о друга, раскидал их в стороны. Затем подошел к лежавшему, наклонился над ним и проговорил:

— Дышит…

Фанни подскочила к нему, и они вместе вынесли легкое, худое и изможденное тело на воздух. Подонок со сломанной рукой вышел вслед за ними, и, бочком-бочком, заковылял мимо, куда-то прочь, постепенно срываясь на бег.

— Нужно убираться куда-нибудь, и поскорее, но долго идти нельзя: привлечем внимание. Я вызову наших, из одной частной медицинской клиники, официально — зубной, — сказал Неназываемый. — Они должны быстро подъехать.

Фанни и Неназываемый, держа с двух сторон Схимника, покинули двор-колодец и затаились в подъезде.

— Спрячем его за нашими плащами. Если будут мимо проходить люди — изобразим влюбленную пару, — шепнул Неназываемый. Они забились в угол подъезда. Долго тянулись минуты ожидания. Фанни то и дело поглядывала за маленькие прозрачные стекла дверей. Но первым заметил подъехавшую машину её спутник, и они поспешили отсюда прочь, неся еще на пришедшего в сознание человека.

Вскоре они были в чистой и уютной частной клинике и ждали заключения врача в приемном покое. Он, наконец, вышел и спокойно сказал:

— Будет жить. Отбиты почки, легкие повреждены, и так, по мелочи: синяки, ушибы, ссадины… Пускай немного у нас побудет.

— Когда немного подлечите, доставьте его ко мне, — сказал Неназываемый и назвал адрес.

* * *

Схимник поправлялся, и уже мог самостоятельно передвигаться. Фанни, когда была его сиделкой, уже поняла, какой пристальный и внимательный взгляд может быть у этого странного человека. Он весьма проницательно следил за тем, как она ставит и включает электрочайник, как размешивает чай маленькой золотистой ложечкой и как подает этот чай ему. И этот взгляд таких внимательных глаз заставлял Фанни не просто заваривать чай, а священнодействовать: ей приходилось отдавать себе отчет в каждом движении, будто она танцевала странный танец или проводила чайную церемонию. Внимательный, заинтересованный взгляд…

Кроме того, Неназываемый дал ей точное распоряжение, чтобы она и потом, когда Схимник пойдет на поправку, как можно чаще заходила к нему. «Это важно. У тебя с ним есть контакт. Поговори с ним по душам. От этого зависит, болезненно или быстро пройдет его трансформация. Она непременно случится: это уже ясно. И очень скоро».

Фанни и сама замечала, что Схимник немного начинал молодеть.

«Трансформация тела требует и трансформации духа. Нередко, и перепросмотра всей своей жизни. А это сопровождается переживаниями, и очень болезненными. Так бывает чаще всего», — говорил Неназываемый.

«Так было и со мной», — заметила тогда Фанни.

«И потому, прежде чем Схимник останется один на один с этим перепросмотром, он должен почувствовать нашу поддержку. Я думаю, это поможет ему. Должно помочь».

Неназываемый не давал некоторое время больше никаких поручений Фанни. Она должна была только быть сиделкой для Схимника и вволю сидеть в сети в свободное от этой обязанности время.

* * *

— Фанни, где я? — спросил, наконец, Схимник однажды. — Эта комната не похожа на больничные покои. А вы…на санитарку.

— Среди друзей. Это место… Мы называем его «дом». Таких «домов» в Питере несколько. И здесь живут только такие люди, которые созвучны нашей общине. Можно сказать, творческие, интеллигентные. Можно — беззащитные. Некоторая неформальная организация дает им защиту и учит защищаться и спасать других… Если их можно спасти.

— Я ничего и никогда не слыхал об этой организации.