Мы спустились в подвал. Я показал, какую космическую станцию подарил мне отец, ребятам она тоже очень понравилась. Максимилиан посмотрел на меня и вдруг спросил: «А что это с тобой, Жереми? В честь чего это ты так вырядился?» Я ответил: «Скажешь тоже», а Шарль подхватил: «Ты это ради которой? Сандрины, Виолены или Ноэми?» Я ему чуть было не врезал, но только буркнул: «Дураки!» Потом встал и перенес чипсы поближе к дивану. Все начали есть. И тут Никола спросил, кому какая девчонка в классе больше нравится. Жозеф сказал: никакая, Жан-Франсуа — что ему больше нравятся старшеклассницы, Максимилиан рассказал, как он недавно ущипнул Солей за ляжку, потому что она подсунула люцерну в его сэндвич с ростбифом, а Шарль признался, что ему нравится одна девочка, которая живет по соседству с их загородным домом, и он с ней целовался по-настоящему, когда они ходили в лес. Жозеф скривился: фу, гадость, там же микробы. Никола засмеялся и сказал, что лучше всех девчонок наша учительница физкультуры и что на прошлой неделе, когда на волейболе у него была судорога, так это не взаправду — он притворялся, чтобы она наклонилась над ним, хотел разглядеть, что у нее под майкой. Жозеф сказал: ничего там хорошего, у девчонок под майками, сначала-то все как у нас, а в четырнадцать лет начинает раздуваться, и чем они старше, тем страшнее под майками, потому что от тяжести там у них все начинает свисать до пупа. «Как у моей мамы», — пояснил Жозеф, сделав страшные глаза. Никола спросил меня: «Ну а тебе-то какая больше всех нравится?» Я замотал головой: «Не знаю, не знаю». «Это очень просто, — подсказал Шарль, — ты представь, с какой бы ты хотел поцеловаться». Я повторил: «Не знаю», и Жозеф закивал: «Ну и правильно, правильно, гадость какая, там полно микробов». А я стеснялся признаться, что мне нравится Сандрина, ну никак язык не поворачивался. Тогда, я сказал: «Передайте мне острые чипсы». Никола спросил: «А ты нам музыку поставишь?» Он, оказывается, хотел танцевать медленные танцы с девчонками в обнимку. Я не возражал, но как быть: ведь девчонок будет трое, а ребят пятеро? Жозеф сразу сказал, чтобы его не считали, он никогда не танцует с девчонками в обнимку. То есть кто-то один оставался лишний. Максимилиан предложил танцевать по очереди, вроде как в волейболе, на вылет. Я подумал про себя, что тогда все по очереди будут танцевать с Сандриной, и понял, почему папа сказал, что девочек должно быть больше, — чтобы без всяких волейбольных правил можно было танцевать с той, которая тебе нравится. И я соврал друзьям, сказал: «Ребята, а у меня нет музыки для медленных танцев в обнимку».
Когда пришли девочки, мама поставила на стол вишни в беконе, мини-хот-доги и бутылки с соком и газировкой. «Приятного аппетита, ребятишки», — сказала она, а сама все смотрела на Сандрину и перед тем, как уйти наверх, подмигнула мне. Все принялись за еду и то и дело ходили от дивана к столу и обратно. Мы с ребятами сели на пол, а диван оставили девчонкам. Никола сидел рядом со мной и, когда девчонки вставали, чтобы взять что-нибудь со стола, заглядывал им под юбки. Я увидел, как он вытягивает шею, и пихнул его локтем в бок, чтобы прекратил: вдруг девчонки заметят и больше никогда не придут ко мне в гости. Максимилиан, Шарль и Жан-Франсуа сидели напротив и выпендривались — открывали рты, говорили: «Смотрите, девчонки!» — и высовывали языки с полупрожеванными кусками. А я радовался, что Сандрина, оказывается, любит не только фруктовый пунш: яблочный сок ей тоже нравился. Один Жозеф торчал у стола, подальше от девчонок, и молча ел.