– Снимок или человек? – Оливия пробегает взглядом по лицам на семейном портрете. Шарлотта хотела получить журнальный разворот, когда
Видели бы люди их сейчас.
Во что они превратились.
– Плохой. – Джош снова тычет пальцем в снимок. Рамка скашивается вбок.
– Осторожно. – Оливия поправляет ее. Увеличенный вариант фотографии висит над камином в гостиной, но Шарлотта больше дорожит вот этим и беспокоится, как бы с ним ничего не случилось.
– Плохой. – Джош толкает Оливию в плечо, и она, пошатнувшись, опирается о стену.
– Эй!
– Плохой. Плохой. – Он срывает фотографию со стены. Вместе с рамкой выскакивает гвоздь. Штукатурка осыпается на пол, словно снег.
Из своей комнаты, заправляя бледно-голубую блузку в кремовые слаксы, выходит Шарлотта. Нанести макияж полностью она не успела – напудрена только одна щека, губы не накрашены, отчего глаза кажутся еще ярче.
– Что тут происходит? – Увидев Джоша, она останавливается. – Он почему здесь?
– Плохой, – кричит Джош, указывая ей на снимок.
– Не трогай, – вопит Шарлотта, смертельно бледнея.
Ее реакция ужасает Оливию. Что с ней такое?
Она хватает племянника за плечо.
– Нам нужно идти.
Он сбрасывает ее руку.
– Плохой. Человек! – Слова вылетают со слюной. В глазах бьется ярость и что-то еще.
Пульс стучит в ушах. Оливия бросает взгляд на фотографию. Мужчина на снимке только один – потому что Лукас только лишь подросток, чуть старше, чем сам Джош сейчас, – и это ее отец.
Она уже спрашивала у матери, не нашел ли Дуайт Лили. Тогда Шарлотта ответить не успела – ей помешал Джош.
Но теперь ответ получен.
Джоша толкнул
Ее папа ударил своего внука.
Нет. Оливия качает головой. Джош, должно быть, спутал Дуайта с кем-то. Ее отец никогда бы не обидел кого-то намеренно. Наверно, это произошло случайно. Она чувствует себя разбитым вдребезги стеклом.
Джош сжимает ее руку, и ногти впиваются в кожу. Оливия моргает от боли и забирает у него фотографию.
– Идем. Идем домой.
За спиной у нее кричит, требуя вернуть фотографию, Шарлотта.
– Хорошо, мама. – Она находит на полу гвоздь, втыкает его в стену, вешает и поправляет снимок, а мир вокруг рассыпается в пыль и падает на пол сухими белыми чешуйками.
Джош справляется наконец с тем словом, которое так долго пытается произнести.
– Бежала! – Он поворачивается, и рюкзак сметает со стены рамки, включая и ту, в которую заключен семейный портрет. Звенит стекло.
– Мои фотографии! – визжит Шарлотта, опускаясь на пол.
Хлопает, вызывая еще один обвал, входная дверь.
– Что там еще? – восклицает Шарлотта.
Оливия спешит в переднюю. Джош так хлопнул дверью, что в боковом окошке разбилось стекло. Она смотрит на осколки, и ей кажется, что здесь разбилось ее сердце. Отец, которым она восхищалась всю жизнь, оказался плохим человеком. Джош не реагировал бы так яростно, если бы это не был Дуайт. И не испугался бы так сильно.
Через пустое окно видно, как он расхаживает вдоль машины, сложив руки, опустив голову. Вытирает глаза, зыркает в сторону дома и тут же торопливо отворачивается.
Оливия смотрит на него, ошеломленная, недоверчиво качая головой. Горло заложило от непролитых слез, и легкие с трудом качают воздух.
– Помоги мне. – Шарлотта пытается собрать рамки.
Оливия смотрит на мать от двери, разрываясь между ней и несчастным мальчиком у машины.
– Оливия, – уже строже повторяет Шарлотта. – Сделай что-нибудь.
– Я приду потом. Позже. – Сейчас она нужна племяннику. А Шарлотте нужна только щетка.
Оливия бежит к машине, хватает Джоша за локоть. От неожиданности он отмахивается и попадает ребром ладони ей по скуле.
Она отступает, трет ушибленное место.
– Это за что?
Джош показывает на машину.
– Едем.