Без любви не считается

Я не удивлена, так все и бывает. Многие через это проходили, проходят и будут проходить. Когда нам нравится кто-то, мы показываем себя только с лучшей стороны, держим марку. И мы готовы на многое, лишь бы сохранить это восхитительное чувство окрыленности, но… у идеальной маски есть один огромный минус – ее вес. С каждым днем он становится все больше, и в конце концов ты показываешь истинное лицо. Не все готовы это принять, после лабиринта иллюзий и выдуманных образов. Легко быть влюбленным в человека, которого почти не знаешь. Главное, чтобы он был симпатичным, обаятельным, смешно шутил и очаровательно улыбался. Можно придумать ему историю, оправдать любой поступок, приписать желанные черты характера. Но когда два этих образа – настоящий и вымышленный – сталкиваются, происходит взрыв, после которого чувства исчезают без следа. И даже страдания, стольких сводящие с ума, на самом деле никак не относятся к человеку, в которого ты был влюблен. Это жалость по отношению к себе и своим несбывшимся ожиданиям. Конец. И никаких счастливых приставок.

Поворачиваю голову, Марк бесстрашно ловит мой взгляд. Нас уже никак нельзя назвать незнакомцами, да и маски идеальности уже давно были сброшены. Всю последнюю неделю мы показывали друг другу худшее, что в нас есть: эгоизм, строптивость, азартность. Только вот бежать не хочется, но ведь и страдать тоже.

– Вернемся к теме… – говорю я, и Марк показательно закатывает глаза. – Ты же не думал, что погладишь меня и я обо всем забуду?

– Попробовать стоило.

– Давай выкладывай!

– Ди, я не знаю, чего ты ждешь. Догадываюсь, конечно, к чему должны были подвести твои откровения. Стоит все разрешить, забыть обиды, попросить прощения, но проблема в том, что я не считаю себя виноватым.

– Ты нет, но Соня… Марк, еще немного, и она придет к тебе с обрезом. Что произошло? Как она оказалась здесь? Почему Дима ведет себя как идиот?

Марк ерзает в кресле, расставляя ноги, и я сползаю чуть ниже. Горячие ладони обхватывают мои колени, а ночной ветер приятно гладит разгоряченную кожу лица. Молча сверлю Марка предупреждающим взглядом, прямо заявляя, что не отстану.

– Мы с ней выросли в одном детском доме… – начинает он и тут же замолкает. – Ты это уже знаешь? Ну конечно.

– Я знаю только это и то, что вы…

– Мы не встречались.

– Даже с ней?!

– Блин, Ди, – кривится Марк. – Мы жили в таком месте, где чисто инстинктивно хочется прижаться к кому-то, чтобы было теплее. У нас была компания, и мы по-малолетству тусили вместе, творили всякую фигню. Старшие приглядывали за младшими, помогали, защищали. Я хорошо относился ко многим мелким, к Соне в том числе, но это не было чем-то невероятным. Просто у нас так было принято, так нас воспитывали. А она… она, наверное, любила меня, потому что больше было некого.

– Вы же там не вдвоем жили.

– Я был самым красивым, – самодовольно отвечает он.

– Рождественский… – толкаю его локтем, – историю рассказывай, а не себя хвали.

– Ладно-ладно. Я пытаюсь.

– Пытайся лучше.

Марк морщит лоб, и я понимаю, как непросто ему это дается. И не потому что эти воспоминания болезненны, а просто потому что он намеренно вычеркнул их как что-то ненужное. Хотел забыть и, возможно, даже забыл, только вот… они сами его нашли и живут теперь в этом доме.

– Марк…

– Не надо строить такие жалостливые глазки. Я в порядке.

– Раз в порядке, тогда…

– Тогда слушай и не перебивай!

Провожу пальцами по губам, будто застегиваю молнию.

– Я повесил бы амбарный замок. Чтобы уж наверняка.

Снова толкаю его локтем, и он смеется, легонько ударяя меня лбом по макушке.

– Сиди спокойно, – хрипло произносит он, и я замираю. – Кивни, если поняла.

Поднимаю взгляд, гневно выдыхая через нос. Поиграть со мной вздумал? Бычьи яйца могут скоро нам пригодиться. Здорово, что я знаю, где купить их с хорошей скидкой. Марк довольно улыбается, а я качаю головой, намекая, что он перегибает.

– Прелесть какая, – говорит он, игриво дернув бровями.

Еще раз шумно вздыхаю, показывая, что мое терпение уже на исходе.

– Ладно, Ди, идем дальше. Не пыхти. Чем старше я становился, тем меньше мне нравилось то, где я нахожусь. Психушка, так я видел детдом, – кисло усмехается Марк. – Куча народу, все со своими тараканами, за которыми никто особо не следит. Мой характер тоже ломался, вечный шум и навязанное опекунство раздражало, а ребята, которые вроде как должны быть близкими, бесили. Они все чаще ныли, завидовали «нормальным» детям. Меня достали конфликты, дележка и нравоучения о том, какими дружными мы должны быть, ведь это единственная семья, которая у нас есть. Да хрен там! Я хотел быть один. Хотел быть свободным, поэтому, как только исполнилось восемнадцать, поступил в универ, съехал в общагу, а потом в свою квартиру. Спасибо государству. С Соней мы почти не общались. Она иногда писала мне, но я не всегда отвечал.

– То есть… тогда ты и бросил ее.

– Бросил? Ничего такого не было. Когда я выпускался, ей было… четырнадцать.

– Отличный возраст для романтических страданий.

– Ты издеваешься?! Думаешь, я мог бы запасть на ребенка?!

– Я вообще-то младше Сони.

– Сейчас мы уже взрослые!