Без маски

Самюэль медленно шел следом. Потом он внезапно свернул в сторону и сделал крюк, чтобы войти во двор с противоположной стороны. Каким-то внутренним чутьем он понял: Сиверту не понравилось бы, что Самюэль видел его вместе с жильцом сапожника.

После обеда Самюэль рассказал, какое дело привело его сюда. Лица Сиверта и Тюрид внезапно стали серьезными и озабоченными.

Ну и ужасные настали времена, жаловались они: в работе помочь некому, доходов никаких; нет, заниматься сельским хозяйством и смысла нет. Это равносильно голодной смерти. «Как там, Тюрид, осталось у нас хоть немного масла?» Нет, конечно, он и сам знает, что, к сожалению, нет. Но если Сиверт поищет у других людей, а знакомых у него хватает, то… Нет, эта ужасная война, эта подлая война…

Самюэль сказал:

— Мне нужно десять кило масла, или, скажем, пять кило масла и круг сыра. Всё это мне необходимо, и я заплачу!

Сиверт сморщил нос, а жена его просто отпрянула назад. Оба подумали: «Ну и повадки! Этот человек совсем незнаком с нашими обычаями. Сидит тут и обижает хозяев». На лице Самюэля застыло серьезное выражение. Он снова сказал:

— Я заплачу хорошо!

«Обида за обидой!» Сиверт слегка покраснел, а потом ответил:

— Так уже повелось здесь, в усадьбе, что мы не очень нуждались в деньгах, хотя их у нас и не водилось. Это в городах деньги в такой цене. Мы, слава богу, живем трудами рук своих, так что деньги твои продуктов нам не прибавят.

Он внезапно поднялся. Самюэль густо покраснел. Он понял, что совершенно неправильно приступил к делу, и поспешил извиниться. В комнате надолго воцарилась тишина. Самюэль смотрел на вышивку, висевшую на стене, «Боже, благослови Норвегию», — было выведено там жемчужной вязью.

— Пожалуйста, — сказал Сиверт, пододвинув к Самюэлю чашку кофе. Тот сидел, рассматривая теперь картину Ивара Осена. Рядом с ней висела фотография, на которой были сняты ученики высшей народной школы. В левом углу снимка восседал Сиверт. На другой стене виднелось изображение пяти молодых людей с Сивертом в центре. Двое из них стояли, а двое других сидели… Самюэль почувствовал страшную усталость. Снова неудача! Ведь все прежние попытки, которые он предпринимал во время велосипедных прогулок по воскресным дням, тоже потерпели неудачу. Он знал, что таких, как он, бедняков, рыщущих по дорогам в поисках продуктов, — много. Лишь у богачей всего вдоволь… Самюэль переменил тему разговора.

Только поздно вечером они с Сивертом нашли общий язык…

— Нет, десять кило масла тебе никак не достать, а вот пять, быть может, и найдется, да еще круг сыра весом в четыре кило. Хоть для нас это и трудно, но… Ты понимаешь?

Самюэль сидел точно на иголках, стараясь не испортить дела. Он всё время кивал и поддакивал Сиверту. Они были так довольны друг другом, что, казалось, вот-вот бросятся один другому на шею.

— Это, конечно, недешево, что и говорить, но нам ведь приходится покупать корм для скотины… Мешок муки стоит… Ну, да это всё равно… Я знаю немало людей, которые чего только не выменивают за кусочек масла, но я не из таких счастливцев. Здесь по всей округе ходит народ и скупает масло (голос Сиверта понизился до шепота) по фантастическим ценам. Но я не из таких, ты понимаешь…

Самюэль понимал его и постепенно всё больше и больше поддавался панике. Он вздохнул и схватился за бумажник, но Сиверт зло махнул рукой, и Самюэль быстро засунул бумажник обратно в карман. Ни за какие блага мира он не хотел бы обидеть хозяев. Он снова просчитался, ему снова не хватило «такта». Ему, городскому жителю, который здесь, в деревне, всё делал невпопад.

И вот получилось так, что ему с необыкновенной сердечностью запаковали и масло и сыр. Самюэлю казалось, что в кухне царили отсветы рождественского настроения. Сердце его распирала благодарность. Внезапно все стали необычайно доброжелательны к нему. Лица Сиверта, его матери и Тюрид сияли. Они улыбались так, словно все трудности жизни остались где-то позади. И Самюэлю показалось неудобным снова вытащить бумажник. Здесь, в усадьбе, он сможет получать продукты. Он еще вернется сюда. Его будут ждать, и не так его, как водку. Он это понял и был убежден, что, когда он снова появится здесь, человек, которого он встретил у дверей сапожника, снова пройдет мимо него… И еще Самюэль Бредал прекрасно знал, что он всегда окажется в проигрыше в любой торговой сделке…

Только вечером, когда пароход уже стоял у берега фьорда, Самюэль как бы случайно вытащил бумажник и расплатился с Сивертом. Месячный заработок за несколько килограммов масла и круг сыра! Однако он поблагодарил Сиверта. Ведь масло и сыр были в те времена дороже золота… Кроме того, он чувствовал: Ранни не верит, что ему удастся раздобыть какие-нибудь продукты. Он представил себе ее лицо при виде тяжелого пакета масла, который он выложит на стол. И еще сыр…

Пока пароход медленно отчаливал от пристани, он стоял, облокотившись на перила, и пристально разглядывал долину. А мысли его внезапно вернулись к вышивке на стене, и он невольно подумал с горечью: «Боже, благослови Норвегию…»