Без мужика

Снова меня понесло не туда, но переписывать письмо не буду. Столько сил потратила, чтоб написать эти восемь страниц! Но, кажется, до сих пор еще не ответила ни на один из твоих, Алена, вопросов. Итак, я родилась в День Победы, а внук Вячеслав — в день независимости. А сын Олександр — в день второй годовщины твоего отъезда из Союза, грустный день, который имеет значение лишь для меня. И как раз тогда одна из семей нашей коммуналки получила отдельную квартиру на Борщаговке, а мы с Дмитром заняли вторую комнату, ту, двери которой, помнишь, тогда были покрашены зеленым — теперь мои родственнички поставили евродвери. И мама как участник Великой Отечественной войны одна заняла нашу тринадцатиметровку, а наша молодая семья перебралась в ту, шестнадцатиметровую с балконом! И в кухне нам уже принадлежала вся плита, а не две конфорки! Мама иногда брала маленького Олеся к себе, школа моя была недалеко, Дмитру до работы было далековато, но один восемнадцатый троллейбус без пересадки! Тот день, когда мы с Дмитром и маленьким Олесем получили комнату с балконом, был, если выражаться банально, самым счастливым днем моей жизни. А какой день был самым счастливым у тебя, Алена? Когда ты пересекла границу «Империи зла»? Многие бывшие эмигранты возвращаются в бывший Союз бизнесменами или руководителями благотворительных фондов — кажется, чем-то подобным занимаешься и ты — и рассказывают на страницах наших газет, что теперь им здесь намного свободнее дышится, чем в проклятые семидесятые. Я скажу тебе честно и откровенно: так, как мне дышалось на том балконе, где мама посадила петуньи в семидесятом году, мне совсем не дышалось в девяносто первом, когда нам стала принадлежать вся эта квартира, в результате того, что Анастасия, провернув какой-то сложный обмен, умудрилась разъехаться со своими родителями и поменяться с семьей наших соседей. Для меня это был шок! Такая прыткость со стороны молодой девки! Я долго не хотела объединять лицевые счета, не хотела и приватизировать жилье, но что поделаешь, если и так все уже стало товаром?

Ну вот, Алена, я ответила на твой второй вопрос, каким образом получилось, что нашей семье досталась вся квартира, в которой ты много раз бывала в нашей с мамой тринадцатиметровой комнатке. В ней я и сейчас сижу и пишу тебе это письмо за тем самым письменным столом, который я не дала им выбросить, даром что они несколько раз приводили грузчиков, чтоб отнести его в ту квартиру… расскажу тебе и про нее, однокомнатную.

Теперь же у нас квартиры, господи! не даются, не обмениваются, а продаются, и цены сумасшедшие, а тогда, когда вся эта катавасия с квартирами — теперь говорят с НЕДВИЖИМОСТЬЮ — только началась, цены были еще если не в сто, то в пятьдесят раз меньше, и Анастасия очень гордится тем, что приобрела тогда столько недвижимости. Они год работали в Америке, Славика я им не дала, на что они согласились. В конце концов, если на него не тратиться, то можно привезти больше денег. Я водила его в садик, брала больничный, когда он простужался, он тогда еще был чудесным мальчиком, а не тем эрудированным юным циником, которого ты встретила у себя в Германии среди его одноклассников-лицеистов — таким он стал потом, — тогда же, хоть и тяжело было одной с ребенком, но я все вынесла и хорошо подготовила его к школе, и Анастасия в благодарность подарила мне ключи от однокомнатной квартиры, кстати, приобрели ее в «сталинском» доме, ты должна его помнить, такой большой дом недалеко от Лукьяновского рынка, где в твои времена была районная поликлиника. Они хотели, чтобы я освободила им жилплощадь для их бесконечных оргий, просмотров порнофильмов по видео, для их депрессивных ссор и шизофренических примирений. Алена, я отказалась переезжать. Я сказала, слава богу, такая квартира, рожайте второго ребенка, я помогу, может, возьметесь за ум, прекратите уродовать свою жизнь. Но у них на жизнь были свои планы. И на ту квартиру, которую они мне будто бы подарили, тоже.