Без мужика

Я, Алена, переезжать не стала, сказала, что останусь в этой тринадцатиметровой комнате, где умерла моя мама, — это еще отдельная история, смерть моей мамы. Я расскажу тебе, хоть ты меня о том и не спрашиваешь. Как, кстати, твои родители? Мой Славик рассказывал, что у тебя трехэтажный дом с розами и что твой молодой человек на пятнадцать лет моложе тебя, что ты, в отличие от меня, классная тетка, вышла замуж за молодого, вместо того чтобы совать нос в личную жизнь своих детей, что твой старший сын — о господи! — нетрадиционной ориентации, а младший сидит в тюрьме за изнасилование несовершеннолетней, «хоть малая курва сама дала», но немецкие законы на стороне женщин, пишет в тюрьме об этом книгу, а мой Славик берется его книгу перевести, как только она выйдет в Германии… Я понимаю, Алена, Славика хлебом не корми, дай подразнить бабусю, которая его вырастила, водила в кружки и во всякие детские академии, чуть ли не до трех лет подтирала ему задик, потому что эти паскудные родители о ребенке не заботились, он всегда у них ходил замурзанный, с нестрижеными ноготками, они только показывали ему порнокино по видео и дрались при нем, швыряли друг в друга грязные кастрюли, а потом мирились — что значит, лезли друг другу на колени и все такое прочее.

Я долго разглядывала твою фотографию, Алена. Я тебя узнала. Конечно, за эти тридцать семь лет ты изменилась, но узнать можно. С этого, собственно, Славик и начал. Сунул мне фото и спросил: узнаешь? Я не была морально готова ко «встрече» с тобой. Но вскоре узнала. И он рассказал, что ты, принимая группу лицеистов из Киева и услышав, что у одного из них фамилия Лиховид, спросила, не сын ли он Дмитра Лиховида. Славик на Дмитра похож больше, чем Олесь. И фамилия та же. Когда Олесю исполнилось шестнадцать, я предлагала ему взять мою фамилию, но он не захотел, да я и не настаивала, я не рассказывала ему подоплеку нашего развода, — об этом и сказать-то никому невозможно, разве что только тебе я могла бы и расскажу в этом письме, просто так много хочется сказать, что никак не доберусь до главного.

Ты не спрашиваешь, чем мы занимаемся в этой сумасшедшей жизни, в этой сумасшедшей стране, потому что об этом тебе рассказал Славик, а вполне логично спрашиваешь, как я отношусь к тому, что делают мой сын и Анастасия. Отношусь я к этому достаточно терпимо, хотя они и занимаются, как сами же говорят, какой-то неартикулированной деятельностью: пишут какие-то проекты, какие-то статьи, которые они называют «материалами», в которых в основном высмеивают СССР и даже Великую Отечественную войну, ездят на какие-то конференции и симпозиумы, Анастасия иногда преподает на каких-то курсах — не курсах, она называет это летними школами, что ли. Но это можно пережить. И мне приходилось по-дурному, да, я признаю, абсолютно по-дурному цитировать материалы партийных съездов, когда я писала планы по классному руководству, а теперь им приходится цитировать теперешнюю идеологию, чтоб зарабатывать себе на хлеб. Я это понимаю, только не надо говорить, что нынешний строй чем-то лучше, чем предыдущий. Тогда было одно, теперь другое. Анастасия — дипломированный специалист по гражданскому обществу, она утверждает, что сейчас существенно больше возможностей для того, чтобы обыватель становился гражданином, но-де обыватели с совковой идентификацией этого не видят и для них гражданское общество ценностью не является. Меня это коробит, и я с этим не мирюсь! Общество, которое не ценит учителей, не имеет права называться ни гражданским, ни гуманным, ни вообще человеческим! Я до сих пор работаю учительницей в той же школе, хотя зарплата моя ненамного больше, чем пенсия, на которую я могла бы пойти, и я могу сравнить положение учителей сейчас и в советские времена. Да, у учителей есть свобода — не работать учителями, никто их к учительским столам кандалами не приковывает. Если им не за шестьдесят, как мне, они вполне могут переквалифицироваться на такую деятельность, как у моей невестки, но это выход для них самих, но не для страны! Можно еще перейти на работу в лицей, типа того, где учится мой бесценный внук, отличник всех наук, какие только есть, включая порчу девчонок.