Без надежды

– Я много лет ненавидела отца за то, что он отказался от меня, – шепчу я. – Не могу поверить, что она просто забрала меня у него. Как она могла? Как можно вообще это сделать?

– Не знаю, милая.

Я выпрямляюсь, потом поворачиваюсь и смотрю ему в глаза:

– Мне надо увидеть этот дом. Я хочу вспомнить что-то еще, а то почти ничего не помню, особенно его. Просто проехать мимо. Я должна.

Он гладит меня по руке и спрашивает:

– Прямо сейчас?

– Да. Пока не стемнело.

За всю поездку я не произношу ни слова. У меня пересохло во рту и все тело напряжено. Мне страшно. Боюсь увидеть дом. Боюсь, что отец окажется дома. Пока я еще не хочу его видеть – только место, где жила до похищения. Не знаю, поможет ли это вспомнить, но уверена: иначе не обойтись.

Холдер сбавляет скорость и съезжает на обочину. Я смотрю на дома по ту же сторону улицы, боясь повернуться и взглянуть в другую.

– Приехали, – тихо произносит он. – Непохоже, что там кто-то живет.

Я медленно поворачиваю голову и смотрю из его окна на первый дом, в котором жила. Уже поздно, надвигаются сумерки, но небо еще достаточно светлое, и я без труда различаю здание. Оно кажется знакомым, однако нигде не екает. Дом выкрашен темно-коричневой краской, и этот цвет мне совершенно непривычен. Словно читая мои мысли, Холдер объясняет:

– Раньше он был белым.

Я поворачиваюсь лицом к дому, напрягая память. Пытаюсь представить себе, как вхожу в дверь и попадаю в гостиную, но не могу. Ощущение, будто стерто все, что касается этого дома и жизни в нем.

– Почему я помню твои гостиную и кухню, а свои – нет?

Холдер не отвечает, так как знает, скорее всего, что меня не очень интересует ответ. Он только накрывает мою руку своей, пока мы неотрывно смотрим на два дома, навсегда изменивших наши жизненные пути.

Тринадцатью годами раньше

– Твой папа устраивает тебе дни рождения? – спрашивает Лесли.

– Мы не отмечаем мой день рождения.

Лесли хмурится, потом садится на мою кровать и берет с подушки коробку без обертки:

– Это подарок на день рождения?

Я отбираю коробку у нее и кладу обратно:

– Нет. Папа все время покупает мне подарки.

– Ты будешь ее открывать?

– Нет, не хочу, – мотаю я головой.

Она складывает руки на коленях и вздыхает, потом оглядывает комнату:

– У тебя много игрушек. Почему мы никогда здесь не играем? Всегда ходим ко мне, а у нас скучно.

Я сажусь на пол и беру туфли. Я не говорю ей, что ненавижу свою комнату. Не признаюсь, что ненавижу свой дом. Не объясняю, что мы ходим к ней, потому что там я чувствую себя в большей безопасности. Я зажимаю шнурки в пальцах и придвигаюсь ближе к ней:

– Можешь завязать?

Она берет мою ногу и ставит к себе на колено:

– Хоуп, тебе пора научиться завязывать шнурки. Мы с Дином в пять лет научились. – Она опускается на пол и садится передо мной. – Смотри, – говорит она. – Видишь этот шнурок? Держи его вот так.

Она вкладывает шнурки мне в руки и показывает, как вдевать и затягивать. Два раза я завязываю их с ее помощью, после чего она распускает их и велит завязать самой. Я стараюсь вспомнить, как она учила. Пока я тружусь, она встает и подходит к комоду.

– Это твоя мама? – Она берет фотографию.

Я смотрю на снимок, потом перевожу взгляд на свои туфли:

– Ага.

– Ты скучаешь по ней?

Я киваю и пытаюсь завязать шнурки, а не думать о том, как сильно я тоскую по маме. Я очень скучаю.