Без надежды

Я пытаюсь сосчитать звезды, но все время останавливаюсь на цифре пять. Не могу вспомнить следующую цифру, поэтому приходится начинать сначала. Приходится снова и снова считать звезды, по пять штук за раз, потому что мне не хочется, чтобы папа трогал меня. Я не хочу прикасаться к нему, чувствовать его запах или слышать его голос, и вынуждена считать, и считать, и считать, пока я не перестаю воспринимать его прикосновения, слышать голос и ощущать запах.

Когда наконец папа больше не заставляет меня благодарить его, он опускает мою ночную рубашку и шепчет: «Спокойной ночи, Принцесса». Я поворачиваюсь на бок, натягиваю одеяло на голову и, зажмурив глаза, стараюсь не заплакать, но плачу. Я плачу всегда, когда папа приносит подарок.

Терпеть не могу получать подарки.

Воскресенье, 28 октября 2012 года

19 часов 29 минут

Я поднимаюсь и смотрю на кровать, сдерживая дыхание, чтобы не дать изобличающим звукам вырваться из глотки.

Я не стану плакать.

Не стану.

Медленно опустившись на колени, я провожу пальцами по желтым звездам, разбросанным по темно-голубому полю стеганого одеяла. Я долго смотрю на них, и постепенно они начинают расплываться от слез, застилающих мой взор.

Я зажмуриваю глаза и зарываюсь головой в постель, судорожно хватаясь за одеяло. Мои плечи сотрясаются от безудержных рыданий, которые я тщетно пыталась подавить. Резко поднявшись на ноги, я с воплем срываю одеяло с постели и швыряю его через комнату.

Яростно сжимая кулаки, оглядываюсь по сторонам. Что бы еще такое бросить? Я хватаю подушки и кидаю их в зеркало, где отражается какая-то незнакомая мне девушка. Та, горестно рыдая, смотрит на меня. Я прихожу в бешенство. Мы устремляемся друг к другу с выставленными кулаками и врезаемся в зеркало, которое рассыпается по ковру тысячей сверкающих осколков.

Ухватившись за края комода и издав очередной вопль, я отодвигаю его в сторону, а затем рывком выдираю ящики и разбрасываю по комнате их содержимое. При этом я кружусь, швыряя и пиная все, что попадается на пути. Я хватаю голубые прозрачные шторы и настойчиво дергаю, пока карниз не обрывается и не падает на пол. Потом подхожу к сложенным в углу комнаты коробкам, беру верхнюю и, даже не взглянув, что внутри, изо всех сил швыряю в стену.

– Ненавижу тебя! – кричу я. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

И продолжаю швырять все, что попадается под руку, время от времени издавая вопли и ощущая на губах соленый вкус слез, струящихся по щекам.

Неожиданно сзади меня обхватывают руки Холдера и пригвождают к месту. Не отдавая себе в том отчета, я продолжаю по инерции дергаться, лягаться и вопить.

– Перестань, – шепчет он, не отпуская.

Я слышу его, но делаю вид, что нет. Или мне просто наплевать. Я пытаюсь вырваться, но он лишь сильней сжимает.

– Не трогай меня! – истошно ору я, царапаясь.

И вновь никакой реакции.

«Не трогай меня. Прошу тебя, пожалуйста, ну пожалуйста».

В голове раздается тоненький голосок, и я сразу обмякаю в руках Холдера. Слезы все не утихают, отнимая у меня все силы, и я слабею. Я превращаюсь в сосуд для слез, которые никак не перестанут литься.

Да, я слабая, и я позволила ему одержать верх.

Холдер отпускает меня и поворачивает к себе. Я не могу даже посмотреть на него. В изнеможении припадаю к его груди и, не переставая рыдать, прижимаюсь щекой к его сердцу. Он кладет ладонь мне на затылок и склоняется к моему уху.

– Скай, – произносит он твердым бесстрастным голосом. – Надо уходить. Сейчас же.

Я не в силах пошевелиться. Меня до того трясет, что ноги вот-вот откажут. Холдер, словно догадавшись, подхватывает меня на руки и выносит из спальни. Он несет меня через улицу и усаживает в машину. Потом берет мою руку и рассматривает, после чего достает с заднего сиденья свой пиджак.

– Возьми, вытри кровь. Я вернусь в дом и немного приберусь.

Дверь машины захлопывается, и он бежит через улицу. Я опускаю взгляд на руку, с удивлением замечая, что порезалась. Я даже ничего не почувствовала. Заворачиваю руку в рукав пиджака, подтягиваю колени и обнимаю их, не переставая плакать.

Когда Холдер возвращается, я не смотрю на него. Все мое тело сотрясается от рыданий, которые никак не унять. Он заводит машину и отъезжает. И всю дорогу до гостиницы, не говоря ни слова, гладит меня по волосам.