Без надежды

Он помогает мне выйти из машины и ведет в номер, ни разу не справившись о самочувствии. Он знает, что хуже некуда и спрашивать бессмысленно. Когда за нами закрывается дверь, он доводит меня до кровати, и я сажусь. Он укладывает меня, снимает туфли. Потом идет в ванную, приносит влажную салфетку и вытирает мою руку. Он смотрит, нет ли там осколков стекла, потом осторожно подносит к губам и целует.

– Немного поцарапала, – говорит он. – Ничего страшного.

Холдер поправляет мне подушку и, скинув ботинки, ложится рядом. Укрыв нас одеялом, он прижимает меня к себе и кладет мою голову к себе на грудь. Обнимая, он даже не спрашивает, почему я плачу. В точности так, как поступал в детстве.

Я стараюсь прогнать из головы картины происходившего по ночам в моей комнате, но видения не уходят. Как отец может делать такое со своей маленькой дочкой? Подобное совершенно не укладывается в голове. Я твержу себе, что этого не было и я все придумала, но каждая частичка моего существа знает, что все-таки было. Каждая клеточка, которая знает, почему я с радостью села в машину Карен. Которая помнит все вечера, когда я валялась с парнями, не чувствуя ничего и глядя на звезды. Которая испытала настоящую панику, когда мы с Холдером чуть не занялись сексом. Об этом известно всему моему существу, и я отдала бы все, лишь бы забыть. Я не хочу помнить прикосновения отца и звуки, которые он издавал, но с каждым мгновением воспоминания становятся все ярче, и мне никак не перестать плакать.

Холдер целует меня в висок, обещая, что все будет хорошо, не надо расстраиваться. Но он понятия не имеет, как много всего я помню и как это действует на мою душу, мой разум и веру в людей.

Сознавать, что со мной поступал так единственный взрослый в моей жизни. Неудивительно, что память была заблокирована. У меня сохранились воспоминания о дне, когда меня забрала Карен, и теперь я понимаю почему. То, что она выдернула меня из моей жизни, не показалось бедой. Наоборот, маленькая девочка, напуганная жизнью, решила, что Карен ее спасает.

Я поднимаю глаза на Холдера и встречаюсь с ним взглядом. Он переживает за меня. Это видно по лицу. Он смахивает мои слезы и нежно целует в губы:

– Прости меня. Не надо было пускать тебя в дом.

Он снова винит себя. Он продолжает считать, что сделал нечто ужасное, а у меня создается впечатление, что он почти мой герой. Он прошел со мной через все, помогая справляться с паникой и мирясь с моими странностями. Он всегда рядом и тем не менее почему-то считает себя виноватым.

– Холдер, ты все сделал правильно. Перестань извиняться, – говорю я сквозь слезы.

Качая головой, он заправляет мне за ухо выбившуюся прядь:

– Я не должен был везти тебя туда. Это чересчур после всего, что ты узнала.

Я приподнимаюсь на локте и смотрю на него:

– Чересчур не быть там, а вспомнить то, что я вспомнила. Тебе ничего не поделать с вещами, которые творил со мной отец. Перестань корить себя за все грехи мира.

Он встревоженно проводит рукой по моим волосам:

– О чем ты говоришь? Какие вещи он творил?

Он запинается, потому что наверняка знает. Думаю, мы оба знаем, что случилось со мной в детстве. Просто не хотим признавать.

Я прижимаюсь головой к его груди и не отвечаю. К глазам опять подступают слезы, и он крепко обнимает меня.

– Нет, Скай, – шепчет Холдер. – Нет, – повторяет он, не желая верить тому, что я не могу даже вымолвить.

Я цепляюсь за его футболку и плачу, а искренние объятия заставляют меня любить его еще сильнее за ненависть к моему отцу – не меньшую, чем моя собственная.

Не размыкая объятий, он целует меня в макушку. Он не соболезнует и не спрашивает, чем помочь, потому что мы оба пребываем в полной растерянности. Никто из нас не знает, что делать дальше. Я понимаю одно: идти мне некуда. Я не могу вернуться к отцу – законному опекуну. И не могу вернуться к женщине, которая неправомерно взяла меня к себе. К тому же оказывается, я еще несовершеннолетняя и своими силами не справлюсь. Холдер – единственное существо в моей жизни, на которое я могу положиться.

Несмотря на то что в его объятиях я чувствую себя в безопасности, воспоминания и образы никак не улетучиваются, мне не совладать со слезами. Он молча обнимает меня, а я все время прикидываю, как это прекратить. Пусть Холдер ненадолго избавится от эмоций, иначе мне не сдюжить. Мне не нравится, что я продолжаю вспоминать отцовские визиты. Я ненавижу отца. Всеми фибрами души. Я ненавижу этого человека за кражу первого шага.

Я приподнимаюсь и подаюсь к Холдеру. Он ищет мой взгляд, спрашивая глазами, в порядке ли я.

Я не в порядке.

Я соскальзываю на него и целую в надежде отвлечься от страданий. Я предпочла бы ничего не чувствовать – лишь бы не испытывать ненависть и печаль. Хватаю Холдера за футболку и пытаюсь стащить ее через голову, но он отталкивает меня, и я опрокидываюсь. Он опирается на локте и смотрит на меня:

– Что ты делаешь?

Я обнимаю его за шею и впиваюсь ему в губы. Если я крепко его поцелую, он смягчится и ответит. Тогда все пройдет.