— Этого набожного, из ХСМЛ?[78]
— Они здорово с ним расправились.
— Расскажи, — сказал Затемин. — Это меня интересует.
— Существует нечто вроде суда, перед которым ты должен предстать. Вот. И потом тебя спрашивают, почему ты не «готов к обороне». Так это у них называется. Или они спрашивают: «Вы только против бундесвера или против всякой армии вообще?»
— Что бы ты ответил, Шанко? — спросил Затемин.
— Что я против бундесвера.
— Идиот! Дальше, Фавн.
— Так вот, все дело в том, чтобы объяснить этим типам, что тебе подсказывает совесть. Это совсем не так просто.
— А ты что собираешься делать? — спросил Затемин.
— Я должен призываться только в будущем году.
— И что тогда?
— Не знаю еще. Есть и «за» и «против».
— Какие же «против»? — спросил Затемин.
— Не хочу стрелять в людей.
— В бундесвере в людей стрелять не нужно — только в картонные мишени!
— Зачем же они выглядят как люди?
Затемин улыбнулся.
Рулль открыл застежку-«молнию» на своей куртке и достал из-за пазухи пачку карточек.
— Какого вы мнения об этом? — хмуро спросил он.
Затемин внимательно прочел цитату.
— Афоризмы, — сказал он. — Очень хорошие афоризмы.
— И только?
— Может быть, и не только для их авторов. Но они ничего не меняют. До Брехта писатели изображали мир — каждый по-своему. После Брехта в счет идут только те писатели, которые помогают изменять мир.
— Против этого можно было бы многое возразить.
Шанко пробежал глазами карточки и отдал их Руллю.
— Если у тебя в одном кармане «Фауст», а в другом — револьвер, — сказал он, — тогда ты твердо стоишь на земле.
— Афоризмы, — сказал Затемин. — С одной стороны — высокие помыслы, с другой — револьверная романтика.
Шанко опять встал.
— Теперь я сматываюсь, — сказал он и взял портфель Затемина.
— Не забудь завтра принести мои тетради! — крикнул Затемин ему вслед.
Рулль погасил недокуренную сигарету.
— По-моему, это гнусно, — сказал он.
— Что?
— А вот это, например.
— Что?
— Слушай, этого бедолагу Дина ты посылаешь разносить ваш материал, а сам сидишь здесь и изображаешь из себя телевизионного босса.
Затемин медленно осушил стакан джинджера.
— Ты ошибаешься, — спокойно сказал он.
Рулль пытался опять раскурить свою сигарету.
— Какого ты мнения о «Свидетелях Иеговы»? — спросил он.
— Так себе.
— А об «Армии спасения»?
— Это получше.
— Почему ты не вступишь в одну из этих организаций?
— Зачем мне туда вступать?
— Тогда бы ты был не один. У тебя была бы своя команда. Ведь для тебя все дело в этом.
Затемин хотел было ответить сразу, но потом подумал и после небольшой паузы сказал:
— Я не хочу увековечивать прошлое — вот, наверное, в чем причина.
Рулль угрюмо пустил под стол струю дыма.
— Известно тебе движение под названием «Знак искупленья»?
— Нет. А что это за движение?
— Его основал какой-то деятель из ГДР. Это попытка загладить все то, что натворили тогдашние немцы. В Бургундии, в Тэзе, эти ребята построили монастырь для какого-то евангелического ордена. Это движение существует, по-моему, и в других странах. Очаги примирения и тому подобное.
— Ты хочешь к ним присоединиться?
— Там посмотрим. Может быть, они действуют и в Польше.
— «Не вливай молодого вина в мехи ветхие», — с улыбкой процитировал Затемин.
— Афоризмы. — Рулль ухмыльнулся. — Кстати, эти ребята вливают старое вино в новые мехи.
Затемин удивленно посмотрел на него и расхохотался.
— Я собираюсь устроить вечеринку, — торопливо сказал он. — Придешь?
— Вечеринку? Фигня.
— Не такую, как обычно. Без девчонок: джаз, Евтушенко, диафильм, дискуссия.
— Там посмотрим, — сказал Рулль.
— Алло!
Они подняли головы.
— Привет, Адлум, — сказал Затемин.
Адлум бросил на пол возле столика свои купальные трусы и заказал себе пива.
— Смотри-ка, старик Виолат, — сказал он. — Что, разве он опять водится с молодежью?
Рулль взглянул на мокрые волосы Адлума испросил:
— Ты чем занимался?
— Немножко поплавал.
— Нет, я спрашиваю, чем ты вообще сегодня занимался?
— Он хочет выслушать твой протокол, — сказал Затемин.
— Фавн — фантазер!
— Мне, правда, интересно, — сказал Рулль.
— Почему?
— Мне понравилось, когда я был у вас недавно.
— Что же тебе понравилось? — спросил Затемин.
— Отец вырезает из дерева голову Иоанна, мать делает такие бутерброды, что пальчики оближешь, а Лорд читает им вслух Стейнбека!
Затемин скорчился от смеха.
— Правда, было приятно. Ей-богу, — повторил Рулль.
Адлум молча закурил сигарету.
— Тебе тоже надо как-нибудь зайти к ним, Лумумба. И не один раз.
Затемин поморщился.
— Такое, оказывается, еще бывает: нормальная семья, — сказал Рулль. — Ей-богу.
Адлум встал и расплатился с кельнером.
— Новая порода, — сказал он. — Наивные пролетарии! Вы за деревьями не видите леса.
Рулль засмеялся и забарабанил кулаками по коленкам.
— Вы тоже идете? — спросил Адлум и поклонился Виолату.
На вокзальной площади ребята расстались.
Рулль сказал:
— Можно мне немного проводить вас?
Грёневольд вздрогнул и с трудом узнал Рулля в тусклом свете уличных фонарей.
— Я буду рад, — сказал он. — А ты тоже живешь здесь, в северной части?
— Нет, я живу в районе Швиммбада.
Они пересекли Кенигсплац, прошли через городской парк и оказались возле школы.