Без наставника

— Не слишком много.

— Выкладывай! — сказал Тиц и взял у Петри тетрадь. — А по математике?

— Что-то по теореме косинусов.

— Ты сделал?

— Списал у Анти.

— Дай-ка взглянуть!

Тиц принялся делать уроки.

— Как вы находите проповедь Пия о Кафке? — прокричал с последней скамьи Фарвик.

— Галиматья, приправленная ладаном! — сказал Затемин.

— Почем ты знаешь? — спросил Мицкат.

— Неверные предпосылки!

— В каком смысле? — спросил Адлум и толкнул локтем в бок Клаусена, который уже опять читал.

— Ведь ты исходишь из того, Пий, что существует единый бог?

— Разумеется.

— Но ты же знаешь, что доказательств этому нет?

— Нет рациональных доказательств. Однако…

— Однако?

— Есть доказательства другого порядка: стройность мироздания, чудеса, исполнение молитв, кроме того…

— Но ты же знаешь, что все эти явления можно объяснить и без бога?

— Объяснить, — сказал Адлум, — но не доказать.

— В настоящий момент мы говорим только о постулатах, из которых исходит Пий, — сказал Затемин.

Клаусен опять склонился над своей книгой.

— Существуют истины, которые можно постичь, только веруя в них, — сказал он и попытался отгородиться от класса.

— Существует ложь, давным-давно разоблаченная, но все еще принимаемая за истину потому, что небезызвестная клика продолжает упрямо защищать ее имея на то причины, — в ущерб прогрессу человеческого разума.

Курафейский жалобно захныкал.

— Поимейте снисхождение к моей шизофрении!

— Что, у них опять идейная дуэль? — спросил Петри, отходя от двери, где он вел наблюдение за коридором. — Тихо!

— Entrer, mesdames, entrer, messieurs! — протрубил Мицкат, сложив руки рупором. — Pour dix centimes, deux sous, vous aller voir deux animaux extraordinaires: un catholique et un communiste!^[90]

— А кем является Христос для тебя, Затемин? — спросил Адлум.

— Иисус был обманутый обманщик, — заявил Шанко.

Затемин перебил его.

— Обманутый святой, — поправил он. — Что для вас гораздо хуже.

— Может ли быть святой, если нет бога? — спросил Адлум.

— Он умрет, как собака, — пробормотал Рулль.

— Точно, — подтвердил Затемин. — Как Иисус.

— Братцы, меня от вас тошнит, — застонал Курафейский и зевнул.

— Тебя, наверно, удастся разбудить, только когда разразится последняя война.

Затемин принялся рисовать на своей парте серп, молот и рыбу.

— Значит, бог для тебя — абсолютная истина, Пий? — спросил Шанко.

— Конечно.

— И он всемогущ?

— Не задавай дурацких вопросов! Конечно, всемогущ.

— Малый справочник богослова, — сказал Петри.

— Допустим, этот малый справочник верен и бог говорит: «Меня не существует!» Что тогда, Пий?

— Это глупый софизм, и больше ничего, — сказал Адлум.

— Если это так глупо — просветите меня.

Адлум махнул рукой.

— Не стоит.

— Значит, бога либо не существует, либо он лжет и вовсе не бог, — сказал Шанко.

— Зануда! — пискнул Мицкат.

— Есть вопросы, которые меня больше интересуют, — сказал Затемин. — Например: почему при христианстве возник самый алчный капитализм в истории? Или еще: почему большинство войн вели христиане? В общем я считаю, что вопросов тут задают скорее слишком мало, чем слишком много.

— Слишком мало отвечают, — проворчал Рулль.

— Attention, attention! — пронзительно крикнул Петри. — Пижон как угорелый вбежал в коридор!

— Затеем спор! — предложил Муль.

Затемин тщательно вытер свою парту.

— Не стоит! — сказал он и осклабился. — Салонный большевик.

Рулль вылез из-за парты, запрыгал перед ребятами, которые нехотя и с шумом рассаживались по местам, уронил очки, встал на четвереньки и жалобно заскулил: «Бе-бе-бе!»