…Пауля Герхардта? Паулем Герхардтом? Герхардтово? По мне, никакой разницы нет. Что им от меня надо? Часто я просто не понимаю, что им надо. Если хочешь контакта со своими учениками, овладей их языком — этим варварским и примитивным жаргоном нашего времени. Если хочешь сохранить их доверие! А этого ты хочешь. Сохранить? А разве ты им пользуешься?.. Прежде, бывало, кто-нибудь из учеников вечерами заходил ко мне домой — что-нибудь спросить или взять книгу. Тогда это временами даже раздражало; теперь никто не приходит. Ах нет, как же — Рулль! Странный парень. Кидается из одной крайности в другую и все чего-то ищет — чего же, собственно? Я и раньше-то не больно хорошо разбирался в людях! Может быть, Нонненрот и прав: «Болтун без тормозов!» Сэчмо — это тот самый негр с трубой. The King of jazz[3]
. Слушать невозможно. Месть чернокожего. В 5-м «А», нет, это было здесь, в 6-м «Б», кто-то принес пластинку этого Армстронга. Религиозные песнопения. Spirituals. Ужас! Рычащая горилла! Уже двенадцать минут потеряно. Но разве я могу, разве имею право просто отмахнуться от их вопросов? Даже если это бред? Нет, только не на уроках закона божьего…Годелунд захлопнул крышку фисгармонии и сел за первую парту — она была свободна. С минуту он раздумывал, не прочитать ли ему утреннюю молитву, но не стал.
— Мицкат, доложи нам о прошлом уроке закона божьего…
Мицкат перерыл три тетради, пока не нашел свою запись — истрепанный листок из блокнота.
— В начале урока закона божьего, в субботу, мы встали. Потом мы пропели песнь пятисотую…
— Песнь сто сорок вторую, Мицкат, сто сорок вторую!
— Извините, господин Годелунд, я точно не запомнил.
— Дальше!
— …строфы первую, третью и девятую. После этого мы прочитали молитву. Псалом сто тридцатый. Наконец нам было разрешено сесть, и часть класса принялась делать уроки.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мы начали трудиться. Согласно изречению: «Молись и трудись».
— Мицкат, ваш тон мне давно уже не нравится! Дальше!
— Законоучитель начал что-то рассказывать о восточной церкви.
— Нет, Мицкат, не «что-то», извольте поточнее!
— О значении икон в восточной церкви.
— Наконец-то. Дальше!
— Преподаватель показал нам цветные открытки, которые он приобрел за собственные деньги, чтобы мы уяснили себе, как выглядят иконы. Кроме того, в Реклингхаузене есть музей икон. Вдруг на задних скамьях кто-то пискнул. Все засмеялись. «Что вы опять хихикаете? Это я вас так насмешил или закон божий?» — спросил преподаватель.
— Мицкат, я уже не раз объяснял вам, что вашим жалким остротам в протоколе не место. Кроме того, я вряд ли мог выразиться так плоско, как вы мне приписываете.
— Стенограмма, господин Годелунд. Когда мне приклепывают протокол урока, я стенографирую, чтобы получилось совсем live[4]
.— Совсем что?
— Live.
— Ладно, читай дальше!
— Расследование не привело ни к каким результатам, и после обычных наставлений преподаватель еще несколько минут сверлил нас своим стальным взглядом и…
— Мицкат, я не шутя требую, чтобы вы перестали нести этот неслыханный вздор и перешли, наконец, к делу!
— Мы узнали, что иконы — это изображения святых, на которые молятся люди, принадлежащие к восточной церкви. Затем мы узнали, что на пасху иконы заворачиваются в плат, где вышит возлюбленный господь наш Иисус…
— На котором вышит Иисус…
— …на котором вышит Иисус. Христиане восточного блока…
— Восточного блока? Такого выражения, Мицкат, я в своей жизни не употреблял!
— Нет, но я полагал, что христиане восточного блока…
— Говори просто, не примешивая политику: люди, принадлежащие к восточной церкви.
— Люди, принадлежащие к восточной церкви, обожествляют иконы. Когда они молятся на свои иконы, они верят, что говорят с богом. Они пытаются подтвердить истинность своей веры цитатами из библии, которые нам зачитал наш преподаватель…
— Вы запомнили эти стихи из священного писания?
— Нет.
— Ага! Вот тут как раз и пригодилась бы ваша стенография! Это очень важная проблема. Дальше, пожалуйста!
— После этого преподаватель зачитал нам другие места из библии, где утверждается прямо противоположное.
— Прямо противоположное? Это в высшей степени неточно, Мицкат. Надо говорить: где доказывается, что их воззрения ложны. Дальше!
— Затем, как из года в год, преподаватель стал спрашивать у нас песнь «Неисповедимы пути твои». Он начал с последних букв алфавита и заставлял каждого пропеть две строфы. Мой черед наступил на строфе седьмой, но пропеть ее я не сумел…
— Очень жаль, Мицкат, очень жаль!
— Потом мы читали библию. Послание апостола Павла к Филимону. На этот раз преподаватель начал с первых букв алфавита и заставлял каждого прочитать по складам два стиха. Дело в том, что мы пользовались переводом библии доктора Мартина Лютера, напечатанным таким шрифтом…
— Готическим шрифтом!
— …напечатанным готическим шрифтом, которого мы не знаем.
— Что весьма достойно сожаления, Мицкат. И это в последнем классе немецкой школы!
— Но наш преподаватель познакомил нас и с современным переводом. Ничего современного я в нем не нашел. Такими словами не купишь теперь и дурака.