Без названия

Она позвонила Агрбе на работу, долго никто не отвечал, наконец он отозвался запыхавшимся голосом:

- Слушаю, майор Агрба.

- Джума, это Паскалова.

- Я еще в коридоре услышал звонок, пока отпер дверь... Слушаю вас.

- У Гилевского объявился родственник.

- Кто такой?

- Пестерев. Помните шофер на инкассаторской машине?

- Помню. Вадим Пестерев. Он в отпуске.

- Мне нужно знать, какого числа точно он ушел в отпуск и когда выехал из города в свое путешествие на байдарке.

- Как он возник у вас?

- Проходит свидетелем у Скорика.

- Забавный расклад.

- И еще: надо не прозевать, когда он возвратится. Скорик будет его допрашивать, как своего свидетеля с прицелом на наши интересы. Вы поняли меня?

- Что ж тут понимать!.. А как эти собиратели антиквариата из моего списка?

- Пока общие слова. У всех алиби. Остался еще один, сейчас должен прийти.

- Что ж, Бог в помощь...

Скульптор Борис Никитич Огановский припозднился минут на двадцать. Он вошел шумно дыша, крупный, тяжелый, голубая сорочка в большую серую клетку была расстегнута, под рыжеватой бородой сильная жилистая шея, тяжелые руки, пальцы крепкие с выпуклыми ногтями, под которыми невымываемые дужки темной глины.

- Извините, опоздал маленько, - сказал он, - и Кира уловила запашок алкоголя. - Работяги привезли камень, надо было с ними бутылку удавить, он сел и стал застегивать пуговицы на сорочке. - "Так в чем душа моя повинна?" - процитировал он чью-то стихотворную строку.

- Это вам лучше знать, - улыбнулась Кира. - Борис Никитич, у вас, говорят, лучшая в городе коллекция работ старинных резчиков по кости?

- Вы что, тоже интересуетесь этим предметом?

- Постольку-поскольку.

- Да, коллекция у меня отменная. Двадцать лет собираю. Мне музеи предлагали продать им, давали большие деньги. Но кто же продает штучные вещи!

- А в городских музеях есть подобные коллекции?

- Нет. Даже частных коллекций, кроме моей, почти не существует.

- Гилевский знал о ней?

- Возможно. Мы с ним на эту тему не беседовали. Мы были знакомы только визуально: я знал его в лицо и знал, кто он, а он, возможно, и видел меня на какой-нибудь выставке, но не знал, кто я.

- Что это вы так уничижительно? Говорят, вы талантливый скульптор.

- Талантлив был Роден, Манизер, Мухина. Я добротный профессионал, многое делаю лучше других. Вот в этом я уверен.

- Что вы думаете об убийстве Гилевского?

- Дикая история. Что-то произошло на их музейной кухне, а что именно, - даже не задумывался. Что там за дрязги, кто кого опередил - понятия не имею. Вот если б вы спросили про Союз художников, тут бы я вам развернул рельефную панораму. А музеи - как запечатанные консервные банки.

- У вас хорошая память?

- Не жалуюсь.

- Тогда вспомните, пожалуйста, где вы были двадцать первого июня, во второй половине дня, скажем с семнадцати до двадцати одного часа.

- Зачем мне мучить память, у меня кондуит есть, - из нагрудного кармана он извлек затрепанный блокнот без обложки. - Я, чтоб не запутаться в делах, расписываю себе наперед каждую неделю, - он послюнявил палец, полистал блокнот. - Так... вот двадцатое... Что тут у нас? Поездка за глиной на скульптурную фабрику, легкий банкетос у Иванцева по случаю аванса... Так... Двадцать первое... Встреча с детьми в художественном кружке, поездка на автосервис, чтобы поменять амортизатор, в два обед с Оксаной, Оксана - это моя новая натурщица, - сказал он, глядя на Паскалову... - Дальше... Исторический музей, выставка старинной мебели... Значит в интересующее вас время я был на этой выставке, - он спрятал блокнот. - Вас это устраивает?

- Меня да... Скажите, Борис Никитич, а вы не знакомы с Жаданом и Чаусовым?

- Хорошо знаком. Случается, выпиваем вместе.

- Я смотрю, в ваших записях все - дела, а о работе - ни слова, улыбнулась Кира.

- А что записывать о работе? - пожал он плечами. Работа есть работа. Каждый день с шести утра до двенадцати. Это железное правило нарушается в редких случаях.

- Борис Никитич, возможно ли, чтоб во время посещения вами выставки мебели там был в это же время кто-либо из ваших знакомых, но вы его или ее, если это она, не увидели?

- Исключено! Зальчик там небольшой, вход и выход один, движение вдоль экспонатов произвольное, хочешь иди слева направо, хочешь справа налево. Так что все время перед глазами чьи-то физиономии. Да и народу в тот день там было немного, человек десять-пятнадцать. Вот если мы пойдем с вами туда в одно время, я обязательно вас увижу, - игриво заключил он.

А она подумала: "Кто из них в таком случае врет: либо Чаусов с Жаданом, либо он". Но не сказав об этом своем предположении, поблагодарила его, и он ушел...

Кира собрала бумаги, заперла в сейф, три экземпляра книги профессора Самарина "Челлини, Фаберже, Диомиди - великие мастера", оставленные ей Чаусовым, аккуратно, чтобы не выпали закладки Чаусова, положила в большой целлофановый пакет и отправилась в библиотеку Академии наук.

Это было старинное трехэтажное здание с широким порталом, над которым декоративный балкон поддерживали две могучих консоли в виде львиных голов. Пожалуй, со студенческих лет Кира не была в этой богатой библиотеке.