— Ближе к телу? Хорошо. Я думаю, вся хитрость была в том, чтобы завладеть на время паспортом больного. То есть хитрости-то тут как раз особой не было. Помнишь, да, у нас же ведь сейчас страховые полисы меняют в поликлинике. Вот под этим-то предлогом документы Рудас, я так думаю, и брал. Ну, как бы: очереди, мол, зачем же вам стоять, я вам всё по доброте душевной сделаю. Говорил, что через день-другой пациент получит документы — с доставкой на дом, никаких хлопот, патронажная программа называется. Рудасу же люди доверяют, Альберт Михайлович у нас, ты знаешь, обаятельный, без мыла в анус влезет… Логика пока понятна?
— В общем-целом — да. А ты откуда…
— Знаю. Рудас как-то раз попросил меня вернуть такому пациенту его паспорт. Ну я и побеседовал с клиентом…
— А потом?
— Отправил к праотцам.
— Я не об этом. Предположим, паспорт[19] на день-два изъяли. Дальше что?
— Говорю же — в точности не знаю. Рудас, повторю, мне как-то не докладывал. Так, что-то здесь услышишь, что-то там…
— Ну и? — не выдержала я.
— Ну как по нашим временам уводятся квартиры? Как правило, через нотариат. Там важен документ, наличие его, а кто предъявит ксиву — дело пятое. За невнимательность нотариусу можно приплатить. Есть у подставного человека минимальное хотя бы сходство с фотографией — и типа как сойдет.
— Использовались подставные лица?
— Думаю, что да. Подставного загримировать под фотку в чьем-то паспорте — проблема невеликая. С этим даже скромный педик Кукин на досуге справится… Намек, надеюсь, ясен?
— Вроде как…
— Учти, что подавляющее большинство умертвий — бабушки-старушки. Есть подозрение, что бумаги за них всех подписывались посторонним человеком — одним и тем же во всех случаях, заметь. Есть у них такая, понимаешь ли, старуха на проценте…
Мне показалось было — я ослышалась:
— Как ты сказал?
— Старуха на проценте.
Оп-паньки… нет, с этим погодим.
— Ты уверен в этом, Эдик?
Он пожал плечами:
— Как тебе сказать. Ручаться не могу: кое-что я в самом деле слышал, что-то сопоставил… — Он как споткнулся: — Яна, я пойду.
Хазаров однозначно ставил точку в разговоре.
Перечить я не стала:
— Я тебя подброшу.
Эдик отказался:
— Ни к чему. Пешком хочу пройтись. Врачи советуют, полезно для здоровья.
Что я могла еще сказать:
— Иди.
— Пойду.
Мы помолчали.
— Что же… я пошел.
— Еще увидимся.
— Навряд ли. Всё, пошел…
— Иди.
— Пошел.
Он, наконец, ушел.
Если бы она — бишь я, бишь то бишь Яна — знала…
Впрочем же, что с Эдичкой мы больше не увидимся, уже тогда откуда-то я знала. Отчего-то я не сомневалась, что не только дни, но даже и часы Хазарова были сочтены. И ничего бы, право, я менять не стала…
При любом раскладе, как я и сказала, участь Эдички была предрешена. Хотелось бы мне оказаться вовсе ни при чем, но наша встреча возле поликлиники, увы, ускорила события. Тот факт, что Эдик сел ко мне в машину, стал известен Рудасу, он в то время находился на работе. Опасаясь, что Хазаров мог мне что-то рассказать, Рудас о произошедшем сообщил Басмаеву. Подозревая, что контроль над ситуацией теряется, почтенный бизнесмен раздумывать не стал. Зачистка началась.
Хазарова зарезали в парадной тем же вечером, когда он возвращался с вызова; зарезали, обставив дело так, как будто на него напали наркоманы. Обставлено всё было просто, даже буднично: адрес, на который вызвали врача, для Рудаса, работавшего в ту же смену, узнать труда не составляло. Остальное для людей без лиц было делом техники. Наверное, так странно говорить, но этот вариант оказался для Хазарова никак не самым худшим. Рискну предположить — наоборот…
Нет, я бы ничего не стала бы менять.
Теперь меня другое интересовало.
Глава 16
Временами может быть и так, как вообще-то быть никак не может.
Не знаю, как у всех, но у меня случается. Иной раз нечто во всех смыслах постороннее, чья-то неожиданная фраза, например, странным эхом резонирует в сознании, вызывая поначалу ощущение абсолютной невозможности, бредовости пришедшего на ум. Неисповедимо долгое мгновение спустя в голове как будто происходит некий поворот с переворотом, а когда после него всё в первом приближении успокаивается, невозможное уже становится естественным вполне, даже словно в чем-то ведомым заранее. Ощущение бредятины при том, замечу, сохраняется, но…
Сами посудите. Эдичка Хазаров: «Есть у них на этот счет какая-то старуха на проценте». Лерочка: «Бывают в жизни совпадения: видела я тут не так давно, как твоя соседка из машины Стаса вылезала». К чему бы это, а? И сама моя соседка: «Меня тут как-то раз за бомжиху приняли: мол, синюха, заработать хочешь?» Тоже информация для размышления… хотя и не скажу так сразу же, о чем. Тем не менее, похоже, я недаром удивлялась, какое дело тете Лизе до смертей на нашем отделении, и не одних моих, а именно что — всех. И ведь что-то вроде бы еще было с Нарчаковой как-то странно связано…
Словом, я почти не сомневалась, что мафиозная старуха на проценте, упомянутая Эдиком Хазаровым, и милейшая моя Елизавета Федоровна Нарчакова суть одно лицо.
Я ехала домой.