Без опыта замужества

На зов Павла сначала выглянула из кухни Анна Николаевна — уже с готовой медовой улыбкой на лице. Подняла голову, тоже стала смотреть, как быстро спускается по ступенькам долговязый парень, на ходу пытаясь управиться с длинными, разбросанными по плечам светлыми прядями волос. Но таки справился — собрал хвостом под резинку. Подошел, протянул руку:

— Егор…

— Очень приятно, Лина.

— Что, вас так и можно называть, без отчества?

— Конечно.

— Ну тогда мне тоже приятно, — просто и явно искренне сказал Егор. — Надеюсь, подружимся?

— И я надеюсь…

Павел стоял в сторонке, улыбался, наблюдая за их реверансами. Потом шагнул ближе, потянул Егора за хвост, отчего подбородок его вздернулся вверх, положил ему руку на шею, сжал слегка.

— Вот он, мой ребенок-жеребенок… Хорош обормот? Ты не смотри, что он такой с виду вежливый, он и взбрыкнуть может! Да, Егорушка?

Егор лишь скосил глаза в сторону, замер в неловкой позе под отцовской рукой. Что-то ворохнулось у Лины внутри нехорошее от этого жеста, от слов, сказанных в адрес сына. Слишком уж по-хозяйски все это прозвучало. Показательно по-хозяйски. Будто не сына, а породистого щенка ей демонстрирует. Да и слово «обормот» уж никак не прилеплялось к облику мальчика. Ну какой он обормот? Он юноша хрупкий, отчаянно светлоглазый и, как видно, нежно задумчивый. Вон, стоит, не шелохнется в отцовских руках, покоряется снисходительным послушанием, но в то же время улыбается умно и грустно, исподволь рассматривая Лину.

— Павел Сергеевич… Может, отобедаете? — выплыло сбоку медовое лицо Анны Николаевны. — Я щи сварила, как вы любите, с бараниной и кислой капустой… За столом и продолжите знакомство-то…

— А что, давайте и впрямь, ребята, щец навернем! — отпустив Егора, плотоядно потер ладони Павел. — Начнем новую семейную жизнь с хорошего обеда! Символично звучит, между прочим. Давай, Анна Николаевна, накрывай на стол!

— Ой, так это я мигом… — радостно развернула женщина крупное тулово в сторону кухни.

— Вам помочь, Анна Николаевна? — сунулась было за ней Лина, но тут же ощутила под локтем жесткую руку Павла.

— Остановись, Малина… Не усердствуй. Здесь всякому свое место, запомни это. Ты здесь хозяйка, привыкай. Твое дело — распоряжения насчет обеда отдавать. А готовить да на стол накрывать Анна Николаевна будет. Ишь, побежала! Ты бы еще посуду помыть вызвалась!

— А что, я бы и помыла…

— Опять в бутылку лезешь, да?

— Нет. Никуда я не лезу. Просто не привыкла еще. Да и навряд ли привыкну. Я в этом смысле одноклеточная, как инфузория-туфелька.

— Это что у тебя — опять самооценка ниже нуля поехала?

— Нет, почему…

— А что тогда?

О боже, чего он привязался с этой проклятой самооценкой? Хорошо, мобильник в кармане его пиджака заверещал, отвлекая от продолжения никчемного диалога. И лицо сразу стало другое — более жесткое, непробиваемое.

— Да. Понял. Понял… Да, сейчас еду. Ничего без меня не предпринимайте, ждите. Еду!

— Что-то случилось, да? — спросила осторожно Лина, когда он сердито отправил мобильник в карман.

— Да. Авария на стройке. Слава богу, без смертельного исхода. Все, ребята, обедайте без меня, я уехал! Эх, черт, невезуха какая… Плакали мои щи с бараниной…

Грустно подмигнув Лине, он развернулся, быстро пошел к двери, на ходу доставая телефон и делая вызов. Уже издалека послышалось его тихое, яростное:

— Леня, мать твою, как это могло произойти, объясни мне? Почему я тебя все время должен телом прикрывать? Да не скули ты, объясни лучше, где опять накосячил…

— Ну что, Лина, пойдемте обедать? — послышался за спиной Лины веселый голос Егора.

Она обернулась удивленно — слишком уж явственно прозвучала в его голосе эта веселая нотка свободы. Да и сам он будто в плечах расправился и ростом выше стал, и умная грусть в глазах сменилась обыкновенной мальчишеской беззаботностью.

Сели за стол — друг напротив друга. Лина было покусилась и Анну Николаевну пригласить на совместную трапезу, но та отказалась, расплывшись в благодарной и смущенной улыбке. Махнула рукой по-свойски, пробормотав неловко — ну что вы, мол, как же можно… Трепетно подняв крышку с фарфоровой супницы, похожей скорее на произведение искусства, чем на предмет домашнего обихода, разлила по тарелкам щи и скрылась торопливо на кухне, где что-то призывно шкворчало на сковородке, требуя немедленного пригляда.

Они принялись за еду, мучаясь обоюдным неловким молчанием. На Лину и впрямь напала жуткая стеснительность, будто она оказалась здесь случайной непрошеной гостьей. А может, она таковая и есть для этого мальчика? Всего-то год прошел, как он мать потерял… Переживает, наверное.

Словно услышав ее неловкие пугливые мысли, Егор вдруг произнес с некоторой запинкой:

— Лина, да вы не переживайте, пожалуйста. Я очень даже рад, что вы… Что отец… Все равно это произошло бы когда-нибудь. Я же не маленький, все понимаю. Вы вполне можете располагать моим пониманием.

— Правда? Спасибо тебе, Егор… А то я действительно как-то потерялась.

— Да ладно, нормально все! Хотя, если честно, я боялся немного… Вдруг отец приведет какую-нибудь выдру мадамскую?

— А я, значит, не выдра мадамская?