Без подводных камней

– Ну что еще? – спросил он сварливо, видя, что Виталик не собирается уезжать.

– Ты должен обещать, что не будешь больше лезть в нашу семью.

– С какого это?

– С такого! Серьезно тебе говорю, что еще один звонок, и я вынужден буду действовать по закону. Между прочим, я консультировался с адвокатом, и он сказал, что с твоим образом жизни лишить тебя родительских прав будет совсем не трудно.

– Но и не так легко, как тебе кажется. Деньги на Лизу я высылаю регулярно…

– И так же регулярно мы тебе говорим, что не нуждаемся в твоих копейках. Они лежат нетронутые, можешь забрать в любую секунду. Саш, серьезно, зачем все эти сложности, мотать нервы Машке, ломать психику ребенку, когда все твои проблемы легко решаются с помощью стакана водки? Выпил и забыл. Все.

– Я бросаю.

– Бывших алкоголиков не бывает, – многозначительно произнес Виталик, – ты тоже учился в медицинском и знаешь это не хуже моего. Скажи, ты обязательно хочешь утянуть за собой дочь в это болото? Ты же все равно напьешься, с ней ли, без нее, так, может, пожалеешь своего ребенка, хоть один раз подумаешь не только о себе?

– Да о себе что уж мне думать. Дело конченое.

– Саша, я тебе искренне желаю добра, – Виталик хотел положить руку ему на плечо, но Шубников заметил и вовремя отступил, – ради нашей дружбы и ради тебя самого я очень хочу, чтобы ты вышел из штопора, и готов помогать всем, чем только могу. Хочешь, устрою к хорошему наркологу?

– Спасибо, у нас в поликлинике принимает. Сотрудники без очереди.

– В общем, я готов. Деньгами могу выручить, если надо. Только Лизу не мучай, пожалуйста. Ну сам подумай, каково ей будет узнать, что отец – алкоголик? Или она обрадуется, привыкнет к тебе, полюбит, будет ждать, а ты напьешься, и хорошо если не придешь, а если бухой явишься?

– Ты прав.

– Да? Ты согласен?

– Виталик, если бы я не был согласен, до давно бы уже забирал дочь на выходные. Просто иногда… А, ладно!

Шубникову не хотелось исповедоваться перед человеком, наверное, хорошим и порядочным, и занявшим его место в жизни только потому, что он сам его освободил, но все-таки занявшим. Зачем канючить, словно нищий?

– Я понимаю, что тебе тяжело, – Виталик нахмурился, как делают на похоронах малознакомых людей, изображая скорбь и сочувствие, – но Машку тоже пойми.

– Да я понял, что, если бы я сдох, всем стало бы намного проще.

Виталик без особого воодушевления пробормотал, что это совсем не так, и сел наконец в свою сияющую машинку, похожую на космическую капсулу из картинок к научно-фантастическим книжкам. Из салона пахнуло антистатиком и вишней.

– Надеюсь, Саша, мы поняли друг друга.

– Я-то тебя понял.

– И я тебя тоже. Последний раз прошу – остановись! Своими звонками ты ничего не изменишь, только испоганишь жизнь дочери и женщине, которая и так от тебя достаточно натерпелась.

Шубников посмотрел вниз. Виталик еще держал ноги на земле, и вдруг возникло острое желание захлопнуть длинную и тяжелую дверь машины, чтобы этот самодовольный гад завизжал от боли. От сотой доли той боли, которую испытывали там, пока он тут гулял с чужой женой. Пришлось срочно прятать руки за спиной и отступить подальше.

– Кстати, Саш, – Виталик взял с пассажирского сиденья полиэтиленовый пакет и протянул ему, – возьми, тебе пригодится.

– Что это, зачем?

– Возьми-возьми.

Виталик быстро поставил пакет к ногам Шубникова, сел в машину, завелся и поехал.

В пакете обнаружились две бутылки коньяка, на первый взгляд неплохого. Шубников хотел бросить их вслед Виталику, но рука не поднялась. Сначала из-за нежелания усеивать двор осколками стекла, а потом стало жалко. Пусть будет на всякий случай, ведь всем известно, когда бросаешь курить, в доме должна быть пачка сигарет, тогда не так хочется затянуться. С выпивкой должен действовать тот же принцип. Тем более это подношение от Виталика, к нему даже прикасаться противно. Пусть стоит как тренажер для силы воли.

Еще не открыв глаз, он понял, что проснулся не дома. Сквозь шум в голове и тошноту слышались совсем чужие звуки. Вода шумела слишком близко, и утренний свет пробивался сквозь закрытые веки с другой стороны, а от подушки пахло утюгом и свежестью. Шубников полежал, кое-что вспомнил, похолодел от ужаса и с трудом приоткрыл один глаз. Но нет, последняя надежда не оправдалась, вместо родных обшарпанных стен он увидел почти прямо над головой потолок с тарелкой вместо люстры. С кусочка стены, который он мог обозревать, не поворачивая голову, на него смотрели девочка в старинном платье с пелеринкой и маленький мальчик, задумчиво подперший щечку пухлым кулачком. Обе фотографии были совсем бледные, цвета кофе с молоком, и мысль, что оба ребенка давно состарились и умерли, опечалила его даже сквозь жестокое похмелье.

Шубников с трудом сел, думая, что голову хорошо бы залить гипсом, чтоб не раскололась, натянул брюки и, шатаясь, вышел на кухню, где Клавдия Константиновна варила кофе в медной турке, ослепившей его своим блеском.

– О! – сказала Клавдия весело и безжалостно, как человек, не изведавший похмельных мук. – Доброе утро.

– Хум хау.