Без подводных камней

– Ничего, – не обиделся Ветров, – у меня много, на все хватит. Видите ли, для той войны я оказался слишком молод, а для этой – слишком стар. Всю жизнь проходил в форме, а по-настоящему защищать родину так и не пришлось.

Шубников потянулся к графину, но Ветров с неожиданной силой придержал его руку:

– Потерпите немного. Пять минут, и я уйду. Я не герой, но склоняю голову перед чужим подвигом.

– А, какой там!

– Еще раз повторяю, Саша, вам нечего стыдиться.

– Слушайте, я просто за карьерой ехал.

– Так вам и должны были ее дать. Вы же свою часть сделки выполнили.

– Так мне бы и дали, если бы я все не пропил.

– Коллектив обязан был бороться за вас до конца, а не сливать после первой пьянки.

Шубников засмеялся:

– Да нет, все правильно они сделали. Я ведь не сантехником работал, а хирургом, кучу народа мог зарезать в ходе этой борьбы.

Кивком головы подозвав официанта, ловившего каждое его движение, Ветров попросил сделать два чая.

– Знаете, Саша, многие ребята, вернувшись оттуда, пьют или другим способом разрушают свои жизни. Будто действительно их послали на смерть и не подумали, что делать, когда они вернутся. Тоже можно понять людей, они отмазались от армии, устроились, увидели хорошие перспективы, и тут вдруг какое-то пушечное мясо лезет вперед. Какой-то Вася вдруг получает почет и уважение, и ему еще надо уступить место в институте. Конечно, этого Васю надо унизить, а подвиг его обесценить. Пусть скажет спасибо, что жив остался, если он такой дурак, что вообще туда пошел. На эту никому не нужную войну идут только отмороженные, а порядочные люди остаются дома, защищать жен и детей, так что воин-интернационалист еще с трапа самолета на родную землю сойти не успевает, а уже знает, что он отмороженный безбашенный алкаш.

– Вы преувеличиваете.

– Нет, к сожалению. Валера рассказал, что вас выгнали, потому что вы пили на дежурстве, верно?

– Ну да.

Ветров засмеялся неожиданно громко, так что все повернули головы в их сторону:

– Кривой хирург на дежурстве, прямо сенсация! Очевидное-невероятное! Встречается в природе реже, чем шаровая молния.

Шубников улыбнулся.

– Да в мое время трезвым хирургам даже и не доверяли, – продолжал Филипп Николаевич, – сразу понимали, что есть в них какая-то червоточинка, потому что если человек не пьет, то он идет в терапевты или невропатологи. Ну, это я для красного словца утрирую, но все равно, на дежурствах поддают все. А выгнали только вас. И не за пьянку, а потому что вы участвовали в боевых действиях и мозолили глаза своим примером. Глядя на вас, коллеги не могли чувствовать себя такими великими, как им бы хотелось, вот и решили от вас избавиться. Сейчас такая парадигма: выжил – радуйся и молчи в тряпочку. Даже на ветеранов Великой Отечественной начинают погавкивать. Тихонечко пока, но как знать, что будет дальше. Настоящие-де ветераны про войну не говорят, орденов не носят… Будто если ты совершил подвиг, то должен был обязательно погибнуть, а ты ходишь тут, гордишься, орденами звенишь, раздражаешь приличных людей. Подумаешь, в атаку поднимался на вражеские танки, так что, без очереди теперь пускать тебя за это?

– Ну так-то прямо не говорят.

– Говорят, Саша, так что тошно иногда от этого паскудства. Ладно, ты трус, так и живи с этим, но в лицо людям плевать не надо.

– А вы случайно не текст новой пьесы на мне прорабатываете? – хмыкнул Шубников.

– А если так, то что?

– Да ничего. Хорошая пьеса будет.

Ветров достал из бумажника картонный прямоугольничек и подал ему:

– Вот моя визитка. Звоните, я постараюсь помочь.

– Сам справлюсь.

– С поддержкой-то полегче.

Не глядя сунув визитку в карман, Шубников отвернулся. Ему не нравился этот разговор, не нравился сам Ветров, сначала упустивший жену, а теперь твердо решивший избавить незнакомого человека от алкогольной зависимости, видимо, во искупление былых грехов. Но больше всего не нравилось, что Ветров из гордого свободного пьяницы пытается превратить его в жертву обстоятельств и игрушку в руках судьбы, которая даже пить бросить не может без чужой помощи.

Он быстро осушил графин, рассчитался и побрел домой.

* * *

Бабье лето, начавшееся в выходные, продержалось всю неделю, но в пятницу после обеда налетел шквальный ветер, как скорый поезд по расписанию, мгновенно и вдруг сорвав с деревьев пышную многоцветную листву, а к вечеру зарядил дождь, превращая пестрый шуршащий ковер под ногами в склизкое месиво. Ирина, всю дорогу домой сражавшаяся с выгибающимся и вырывающимся из рук зонтом, не слишком расстраивалась, потому что появился официальный повод не ехать на дачу, а заняться домашними делами, которые она изрядно запустила. Выгнав Кирилла с детьми в Зоологический музей, она приступила к окнам, несмотря на то, что с неба сыпалась какая-то водяная мука, а хорошие хозяйки не моют окна в дождь, потому что только при ясном солнечном свете можно убрать все разводы и достичь полной прозрачности стекла. «А и наплевать, сейчас сделаю и до весны забуду!» – решила Ирина.