Без помощи вашей

— Здравствуй, Агата. Я пришел узнать, что у тебя на сердце. Скажи: я чем-то обидел тебя? Ты поступаешь со мною, словно ревнивая любовница. Прости, но это так. Несколько раз спасала меня от больших бед и даже верной смерти — но лишь для того, чтобы потом швырнуть в еще более глубокую яму. Едва я начинал верить в спасение, как на голову обрушивалась тьма. Едва казалось, что спасения нет, как ты протягивала руку… нет, один пальчик, мизинец. Благодарю тебя за нож Луиса, который прошел мимо сердца. Благодарю за Кида, что предупредил о мятеже и рассказал о змей-траве. Благодарю за мою стрелу, пробившую плечо Паулю. За Дождя, что встретился в самую нужную минуту, и за то, конечно, что мне хватило дыхания переплыть Реку. Не считай меня неблагодарным: я заметил все это и оценил. Я в долгу перед тобой. Но будь добра, ответь мне: в чем дело?

Эрвин закрыл глаза. Лишь так он умел слышать голос Светлой Агаты. Вернее, видеть картинки, что возникали перед мысленным взором — такими всегда были ее ответы. В этот раз долго стояла темнота. Достаточно долго, чтобы Эрвин начал волноваться. Но затем из сумрака возник образ: девушка — худая, с обожженной головой. Она готовилась бежать, Эрвин видел ее поверх арбалетной дуги.

— Что это значит, Агата?.. — он понял смысл, но сомневался. — Тебе нужна моя помощь? Тебе — моя?..

Он вспомнил могильник на речном мысу. Видение столь яркое, внезапное, что Эрвин вздрогнул.

— Ты не в обиде, — прошептал молодой лорд, — ты в ужасе, верно? Ты привела меня туда затем, чтобы я увидел?

Приподняв веки, он бросил взгляд на фреску. Печаль в глазах Агаты стала глубже и острее.

— Хочешь, чтобы этого не было. Я тоже хочу. Но скажи, почему ты выбрала меня? Мой отец — разве он не был бы лучшим орудием?

Агата молчала, и Эрвин добавил:

— Я сделаю для тебя все, что в моих силах. Я не отказываюсь, но хочу понимать. Почему не великий герцог Ориджин? Почему не любой из его прим-вассалов? Флеминг, Лиллидей, Хайрок, Уайт — у любого достаточно войска, чтобы сровнять с землей ту крепость. А у меня лишь один меч — мой собственный, и один верный воин — Джемис.

Тогда святая ответила ему. Образ, что возник перед глазами, все расставил на места. Конечно. Предельно логичное решение. Чертовски разумный выбор. Главный враг — вовсе не в Запределье, а крепость, полная нелюдей, — далеко не худшее зло. Тот, кто всем руководит, стоит много выше — настолько высоко, что ни граф Флеминг, ни граф Лиллидей, ни герцог Десмонд Ориджин не подняли бы меч против него. Нужно быть очень странным северянином — выродком, изгоем, белой вороной! — чтобы пойти на это. Проницательная Агата выбрала именно такого человека.

— Скажи, — прошептал Эрвин, — ты настолько веришь в меня? Мы с тобою — против всех сил Янмэй Милосердной? Полагаешь, есть хоть какие-то шансы?

Она не ответила.

— Ладно, — с досадой сказал Эрвин, — я и не надеялся на ответ. Хотя бы посоветуй: как быть с отцом? Он не сделает того, что нужно. Ни за что. Думаю, он даже откажется верить мне. Решит, это бред, или сон, или намеренная ложь. Он подумает что угодно, лишь бы не увидеть той правды, которую ты мне показала. Что делать?

Лицо отца, возникшее в воображении, было туманно и расплывалось, таяло.

— Отец не имеет значения? Что это значит? — Эрвин тревожно напрягся. — И что вообще творится в замке?

Кто-то тряхнул его за плечо.

— Эй, сударь, я к вам обращаюсь!

Эрвин уставился на человека в коричневой сутане. Тот явился настолько неуместно, что Эрвин не сразу понял его слова.

— Сударь, собор закрывается. Извольте уйти. Вам нельзя здесь оставаться после закрытия.

— Что вы говорите?..

— Уходите, сударь. Я должен закрыть собор, — служитель окинул внимательным взглядом грязную, истрепанную одежду Эрвина, изможденное лицо, спутанную шевелюру. — Здесь вам не ночлежка, сударь. Ночи теплые, легко и на улице поспите — невелика беда!

Эрвин знал служителя: то был Дэниэл, помощник ризничего. Когда-то он показал детям герцога все шесть праздничных облачений епископа, Иона умоляла позволить ей примерить митру…

— Не беспокойтесь, Дэниэл, я не ищу ночлега. Кажется, у меня еще есть жилье в этом городе.

Эрвин поднялся, попятился к фреске, встал рядом с нею, едва не касаясь.

— Эй, что вы делаете! Вы спятили!..

Фонарь осветил лицо лорда, как прежде озарял Агату. Родовые черты нельзя было не заметить: резко очерченные скулы, иронично искривленные губы, проницательные серо-стальные глаза…

— Милорд?.. — ахнул Дэниэл. — Ваша светлость, вы ли?.. Умоляю, простите меня!

— Не стоит беспокойства. Я уже ухожу.

* * *

Глава караула в замке был первым человеком, кто сразу узнал Эрвина. Джемис бил ногой в калитку, пока искровый фонарь над воротами не повернулся, осветив их двоих. Оба подняли лица навстречу свету и громко назвали свои имена.

Командир стражи не высказал никаких сомнений, сразу отдал приказ. Калитка распахнулась, но Эрвин также услышал, как чьи-то шаги загудели по галерее. Кто-то убежал со срочным донесением.