Без помощи вашей

И оцепенел. Замер на полпути, едва смог рассмотреть. Лицо отца имело цвет булыжной мостовой. Кожа — шероховатая, сухая — покрылась сетью трещин. В огромной герцогской кровати под алым балдахином лежала гранитная статуя.

— Это… матушка, милорды, это… — Эрвин крутанулся на месте, обводя глазами всех, ища того, кто опровергнет, отрицательно качнет головой.

Все, как один, отвели взгляды. Никто не встретился с ним глазами, даже мать.

— Каменная хворь, милорд, — глухо, будто из бочки, сказал кастелян. — Его светлость захворал вскоре после вашего отъезда. Хворь уже достигла полного развития.

Вместе с матерью Эрвин подошел к постели.

Каменная хворь. Боги.

Если есть что-то хуже смерти в бесчестии и смерти в нищете, то это — каменная хворь.

Самые страшные моры убивают человека за неделю или месяц. Но каменная хворь — не мор. Она не несет с собою смерть, по крайней мере — быструю. Она лишь превращает кожу в камень. Медленно, день за днем, кожа теряет гибкость, отвердевает, запечатывает человека в саркофаге. Если напряжением мускулов человеку удается согнуть ногу или руку, то кожа на сгибе хрустит и ломается, как древесная кора. Трещины никогда не заживают, но и кровоточат слишком слабо, чтобы хворый умер от потери крови.

А с какого-то момента мышечных усилий более не хватает, чтобы пошевелиться. Человек обращается в неподвижный предмет — в бревно, в каменного истукана. Трещины на коже, возникшие раньше, позволяют груди подниматься, впуская в легкие воздух. Трещины на скулах оставляют крохотную свободу челюсти. Человек может приоткрыть рот и выдавить несколько слов.

— Здравствуй, сын, — процедил герцог Десмонд Ориджин.

— Милорд, я…

Не знаю, что говорить. Я думал рассказать о бедах, что случились со мною. О, боги! На столике рядом с подушкой — миска жидкой каши и чаша с водой, ложка и влажная губка. Мать вливает кашу в рот отцу и увлажняет глаза, чтобы не пересохли. Каменные веки не способны ни моргать, ни закрываться. За головою лежит черная повязка — на случай, если отец захочет поспать… Рассказать ему о смерти отряда? О замученных пленниках, о свалке трупов, о проклятом Даре?

— Милорд, я сочувствую вам. От всей души.

Эрвин сел возле матери, низко склонил голову, положил ладонь на руку отца. На ощупь кожа не отличилась от кирпича.

— Милорд, я… мне… мне горько, и… простите за то, каким я был в нашу прошлую встречу, милорд.

— Отец… — поправил его герцог.

— Отец, — согласился Эрвин. — Я понял, зачем вы отправили меня в эксплораду. Хотели испытать. Не знаю, прошел ли я испытание… и боюсь, что это уже не важно.

— Важно, — скрипнул Десмонд, скользя взглядом по фигуре сыне.

Каменное лицо было неподвижно, но глаза смотрели столь цепко и остро, что слезились от напряжения. Он оценивал Эрвина, искал в его внешности признаки чего-то. Тянулась пауза.

Эрвин увидел у кровати приспособление, вроде журавля над колодцем. Длинная лапа зажимала раскрытую книгу. С ее помощью отец может читать, служанка перелистывает страницы. Над кроватью наклонно укреплено зеркало — через него герцог может выглянуть в окно. Это все предметы, попадающие в поле его зрения: книга, зеркало, балдахин. А ученые мужи еще говорят, что мир безграничен. Да уж.

— Ты… стал другим, — заговорил Десмонд. Слова давались ему с большим трудом, выходили рваными. — Ты изме… нился.

Больше чем вы можете представить, — подумал Эрвин. И ответил вслух:

— Меньше, чем вы хотели бы, отец.

— Сын, мы… ждали тебя. Оч… чень.

Скрипнула дверь, вошел белолицый граф Шейланд, за ним — Иона. На графе — костюм с иголочки, Иона же не тратила времени на наряды, лишь надела сандалии и закуталась в плащ. Эрвин обменялся кивками с графом. Джемис занял место рядом с Лиллидеем — своим отцом. Овчарке пришлось дожидаться в коридоре.

— Положение… стало угро… жающим. Поясни, — сказал отец, глянув на герцогиню.

София Джессика подалась к сыну, будто к очагу в зимнюю ночь.

— Дело плохо, дорогой Эрвин. Наше положение… без Десмонда и тебя мы уязвимы, Первая Зима — пуста. Граф Флеминг и барон Уайт — ты знаешь, они оба состоят в родстве с нами. Уайт собирает знамена в Беломорье, а Флеминг отплыл кораблями на Запад. Мы держали беду в тайне, сколько могли. Но слухи все же поползли… скоро весь мир узнает, насколько мы слабы.

— Вы опасаетесь мятежа?

Герцогиня кивнула.

— Флемингам дважды удавалось взять Первую Зиму. При помощи западников они попытаются снова. А наши войска… ты же знаешь, кайры не подчинятся мне. Я не могу этого.

— Поэтому вы вызвали Иону и графа?

— Да, Эрвин.

Мать понимает столь же много, сколь и мало. Дом Флеминг — давний соперник Ориджинов… но не только его стоит сейчас опасаться.