Без пощады

Что они привезли, оставалось только гадать. По крайней мере для той крошечной порции новых военнопленных, что была доставлена в лагерь конвоем, хватило бы и одной машины. Ради этой горстки клоны новый жил-блок распечатывать не стали, а распределили новеньких по одному — по два в уже имеющиеся группы.

Достался новенький и нам.

Я даже не понял, был он с нами у Кирдэра или нет. Когда мы покидали «зеленый класс» (о, клонская терминология!), где в тени платанов проводились наши занятия, я заметил одного незнакомого пилота. Он в растерянности стоял на отшибе. То ли сидел на занятии в заднем ряду и быстрее всех поскакал в направлении столовой, а потом передумал и решил оглядеться по сторонам, то ли только что выполз из цитадели, с собеседования у коменданта лагеря…

Потом он снова куда-то подевался, и увидел я его только сорок минут спустя, за обедом. Был он явно русским, почти наверняка — не москвичом.

Он вошел в столовую, оглядел ее исподлобья и нашел свежеосвободившийся стол, за которым только что отобедали пилоты-штурмовики из все того же печально известного 32-го авиакрыла 3-й воздушной армии, в котором Щеголев командовал торпедоносцами. Только в отличие от торпедоносцев штурмовой полк успел сделать боевых вылетов меньше, чем имел флуггеров на начало войны. Половину машин они потеряли на земле под заправкой, еще четверть — на взлете.

Одним резким движением новенький сдвинул всю грязную посуду на край, хлопнул о стол подносом и сел.

Судя по комбинезону (летная форма № 3, нательная поддевка под скафандр), он был взят в плен непосредственно во время боевого вылета. По своему опыту я знал, что любой пленный пилот, пробывший в лагерях хотя бы сутки, получает возможность подобрать удобное повседневное обмундирование по своему размеру, привезенное с наших трофейных складов. «Значит, — заключил я, — он только что из боя. Где же его подстрелили, бедолагу?»

Мне захотелось оставить своих новых друзей — Людгера Ходеманна и Артема Ревенко — в компании неплохих галет и безвкусного киселя и подойти к новенькому, расспросить, что да как там, в Пространстве. Бьем ли мы наконец клонскую сволочь или как обычно? Доколе отступать будем, брат? Далеко ли до Победы?

Но одно соображение меня удержало.

Наплечные и нарукавные знаки различия на комбинезоне летной формы № 3 не предусмотрены. Только на левом нагрудном кармане помещается нашивка со званием и фамилией пилота.

Выходит, что, когда пилот одет в такой комбинезон, уже с десяти шагов невозможно отличить сопливого летеху от каперанга.

Будь я твердо уверен, что новенький принадлежит к младшему офицерскому составу, я бы подошел. Но если он из капитанов… если из капитанов — а это вполне возможно, учитывая его матерый вид, — тогда лучше его сейчас не трогать. Привыкшие командовать целыми стаями флуггеров, а теперь вынужденные подчиняться командам клонских сержантов, старшие офицеры в плену мучились втрое от младших. На большее, чем «не травите душу, младлей», я вряд ли мог рассчитывать.

Потом меня заболтали Ревенко и Ходеманн, и я временно отвлекся от созерцания спины вновь прибывшего.

Тема и впрямь была интересная: что сейчас происходит в наших оккупированных колониях?

— Ничего. Ничего не происходит, — талдычил Ходеманн. — Все просрано. Капут, капитуляция! Ja!

Говорил он по-русски в целом сносно, только ударения переставлял: «происход и т», «проср а но». Смысл от этого, ясное дело, не менялся, оставаясь рельефным и выпуклым, как надгробие с ангелочками. Еще Ходеманн любил подурачиться, нарочно кривляясь «как немец». Это экономило ему усилия по припоминанию русских падежей и спряжений (которые он называл «снаряжениями»).

— А не поставить ли, Саша, нам Людгера к стеночке? За пораженческие настроения? — ухмылялся Ревенко. — Я вот, между прочим, своими глазами видел, как танковая дивизия — ты можешь себе представить? целая дивизия, да еще с частями усиления! — уходила в леса на Грозном. А ты знаешь, какие там леса? — Это уже Ходеманну. — Вечнозеленая сельва со вторичным слоем «надлеска»! С воздуха не видно ничегошеньки! Круглый год!

— Панцердивизия? Капут панцердивизия, — невозмутимо отвечал немец. — Искать из космос инфрароттен-след… инфракрасный, ja… пускать ракета… пускать сто ракет… пафф! и нет дивизия!

— Чушь, Людгер, чушь. Сразу видно, что ты истребитель-перехватчик, не многоцелевик. В разведке наземных целей ни черта не смыслишь! В лесах Грозного ты танки просто так не засечешь, даже если они маскироваться не будут. А у наших был еще и инженерно-саперный батальон со всей штатной техникой. Они тебе не танк, целый фрегат так замаскируют, что ты на нем будешь грибочки собирать — и то ничего не заподозришь!

— А как так получилось, — поинтересовался я, — что клоны при условии господства в космосе и воздухе не выбомбили всю дивизию до того, как она успела уйти в леса?

— Не было у них полного господства, Саша. На Грозном ведь дислоцирован дивизион субмарин противокосмической обороны. Знаешь, есть такие, типа «Юрий Долгорукий»?

— Я думал, их уже все списали.