Без поцелуя на прощание

Это не ложь, чтобы ублажить их. Я помню, как маленький мальчуган крепко обнимал меня со словами, что я лучшая тетя на всем белом свете. Я помню, что у него были яркие глаза его матери и очаровательный характер отца.

«Ты хорошо пахнешь», – говорил он мне каждый день. Я пять лет не меняла парфюм, чтобы не перестать слышать эти приятные слова. Мне жутко хотелось бы, чтобы он сказал их сейчас. Я ужасно по нему скучаю, как я вообще могла об этом забыть? Вина и боль от разбитого сердца душат меня. Я с трудом дышу. Взгляды Найджела и Николь прожигают меня насквозь.

– Черт возьми, конечно, я помню, – мои руки поднимаются к голове и изо всех сил трут ее.

– Ты знаешь, что Лоркан наш сын, – Найджел указывает на Николь. – Наш сын.

– Да, – огрызаюсь я.

– Потому что никто никогда не смог бы забыть собственного ребенка, Лаура, не так ли? Никто не смог бы забыть.

– Все, хватит, – зло говорит Марк. Это первые слова, которые он произнес за последние несколько часов. – Ей не нужно этого слышать.

– Нет, нужно, – я ценю, что Марк пытается меня защитить, но уже слишком поздно. – Прошу, Найджел… продолжай.

Найджел кашляет и прочищает горло.

– Мы с Николь так сильно любили его. Он был для нас целым миром. Когда он погиб, мы поняли, что он – единственное, что нас связывало. Я потерял свою жену через три месяца после того как потерял сына. К тому времени как я отрастил яйца, чтобы умолять ее принять меня обратно, она уже полюбила другого. Она счастлива, и я не собираюсь все портить.

При этих словах Найджел смотрит на Марка. Я не упускаю намек.

– Мне жаль, – говорю я, разочарованная тем, как жалко прозвучали эти слова. Хотела бы я иметь лучший способ выразить свои искренние сожаления.

Найджел пожимает плечами:

– Я подумывал о том, чтобы окружить себя крошечным пузырем из лжи, как ты, но я не так убедителен, как ты, – говорит он, злость уходит из его голоса, и на ее место приходит печаль.

– Найджел, она уже извинилась. Она больше ничего не может поделать. Она не лгунья, – говорит Марк.

– Не лгунья? – передразнивает его Найджел. – Она рассказывает всем вокруг о том, как сильно любит двоих детей, которых не существует. По моим понятиям это, черт побери, ложь!

Я кричу, не замолкая. Даже когда Марк накрывает мой рот рукой и снова и снова шепчет мне на ухо: «Ш-ш-ш!» Внезапно в моей голове складываются все кусочки пазла. Я смогла увидеть целостную картину, и это оказалась искусная ложь.

Это по-настоящему продуманная афера. Нужно отдать им должное. На какой-то миг им почти удалось убедить меня, что я схожу с ума. Они хорошо подготовились. Они знали, что сказать и как это сказать. Я глупая идиотка, раз поверила им.

Может, я и наивная и повелась на кучу дерьма, которое они мне скормили, но как они вообще могли подумать, что смогут убедить меня забыть о своих детях? Ни одна таблетка в мире не сможет стереть из моей памяти их драгоценные личики. Если бы я так сильно не боялась их следующего хода, я бы рассмеялась им в лицо, потешаясь над их глупой попыткой.

– Где мои дети? – кричу я, даже несмотря на то, что мой голос звучит приглушенно сквозь пальцы Марка. Я внезапно жутко испугалась за их безопасность. – Я хочу видеть их сейчас же.

– Нет никаких детей, – Марк с трудом произносит слова, так сильно он плачет.

– Можешь уже прекратить разыгрывать спектакль. Я разгадала твой дерьмовый план. Это не сработает.

– Нет никаких детей, Лаура, – повторяет Марк, как будто я приму такой ответ, услышав его во второй раз.

– Забирай свою шлюху, – кричу я, указывая на Николь, завывания которой меня раздражают. – Но ты не можешь забрать моих детей. ВЕРНИ МНЕ МОИХ МАЛЫШЕЙ.

– Мы потеряли свою малышку, Лаура. Врачи сделали все, что было в их силах, но не смогли остановить кровотечение. Ремень безопасности нанес слишком большие повреждения. Им пришлось провести экстренную гистерэктомию. Мы больше не можем иметь детей, – резко замолкает Марк. Как будто он знает, что, просто произнеся это вслух, он вбивает кол мне в сердце.

Я бросаюсь к подоконнику в поисках своего телефона. Марк хватает меня за талию и оттаскивает назад. Я роняю телефон. Я громко взвываю, падая на пол, чтобы поднять его, и так крепко вцепляясь в него, что у меня белеют костяшки пальцев.

– Что ты делаешь? – дрожа спрашивает Марк.

Его нервозность вселяет в меня покой. Похоже, все это слишком на него давит. Надеюсь, Марк посыплется и их план раскроется.

– Звоню, а ты как думаешь? – огрызаюсь я.

– Кому ты звонишь?

– Эйве, – отрезаю я, однако тут же мысленно отмечаю, что следует вести себя повежливее. Я не свожу взгляда с трех злых лиц, глядящих на меня, и моя уязвимость обрушивается на меня со всей силы.

– Лаура, прекрати нести этот бред. Ради всего святого, Эйва мертва! Она погибла в аварии. Ты единственная, кто выжил. Это чудо, что ты не пострадала.

– Не пострадала? – фыркаю я. – Мне пришлось заново учиться ходить, ты, придурок. Я провела несколько недель в больнице. Это так я, по-твоему, не пострадала?