Без поцелуя на прощание

– Она фрик, пойми, – говорит самый старший из ребят. – Держись от нее подальше, – он наклоняется и оттаскивает от меня девчонку, как будто я больна чем-то заразным.

– Мне кажется, ей нехорошо, – защищает меня девочка.

– Она долбаный фрик, – протестует он.

Девочка не отвечает. Она встает на ноги и возвращается к группе. Эйва берется за ручки коляски и толкает меня прочь. Я подаюсь вперед, мои руки неловко пытаются сжать колеса, чтобы помочь ей втащить мое тяжелое тело вверх по склону. Эйва идет так быстро, что у нее почти отваливаются икры, и я понимаю, что вскоре ей придется остановиться в изнеможении.

Мы умудряемся удалиться на достаточно большое расстояние, прежде чем мои руки наконец соскальзывают с колес. Мы останавливаемся.

– Что это было? – спрашивает Эйва, выходя из-за коляски, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Я рассчитывала, что ты мне объяснишь, – искренне отзываюсь я.

– Ты хотела, чтобы нас прикончили? Что, если бы у кого-то из них был нож, или пистолет, или что-то еще?

Не знаю, что напугало Эйву больше: перспектива того, как ужасно могла бы обернуться эта сцена, или то, как я внезапно превратилась в сумасшедшую. Ее все еще неудержимо трясет, даже несмотря на то что мы уже давно потеряли компанию из виду, так что я знаю – по-настоящему ее привело в ужас последнее.

– Прости, – извиняюсь я, прерывая чересчур затянувшуюся паузу.

– Все в порядке, – говорит Эйва. – Ты не виновата.

– Не знаю, что на меня нашло.

– Мне кажется, я знаю.

– Вино? – спрашиваю я, и моя попытка скрыть смущение проваливается.

– Не думаю, что проблема в вине. Скорее, в том, что было в нем.

Я заглядываю Эйве в глаза. Она не смотрит на меня: невидящим взглядом уставилась на дорогу, ведущую вперед. Мы уже далеко ушли и теперь остались совершенно одни. Эйва этого, кажется, не замечает. Она выглядит так, будто ее придавливает вес небольшого рестлера, сидящего у нее на спине.

– Эйва! – зову я.

– М-м-м?

– Ты думаешь, что, возможно, с вином было что-то не так?

– Я думаю, что Марк сегодня подлил тебе что-то в вино, – она обрушивает на меня эти слова, как будто они приносят ей такую боль, что она не в силах долго держать их в себе.

Я фыркаю и качаю головой, но тут снова вспоминаю о телефонном звонке Марка.

– Марк бы этого не сделал.

– Знаю, я так и подумала, когда Адам рассказал мне, но…

– Подожди, – перебиваю я. – Адам видел, как Марк это делал?

– Ага, Адам стоял в углу бара. Марк не знал, что он там. Лаура, я была шокирована не меньше твоего, когда узнала.

– Я не в шоке, – убеждаю я свою оторванную от реальности подругу. – Я просто не могу поверить, что ты купилась на то дерьмо, которое вырывается изо рта Адама. Этот парень – патологический лжец. Он мог бы увидеть правду, только если бы она была вытатуирована на загорелой заднице какой-нибудь сексуальной блондинки. Но даже тогда он не сумел бы ее распознать. Наверняка бы подумал, что это просто родинка. На секунду я искренне забеспокоилась. Но если Адам – твой единственный источник, тогда я уверена, что мне не о чем переживать. О боже!

– Лаура, думаешь, я не понимаю, как нелепо это звучит? Но ведь именно ты убеждена, что Николь пытается убрать тебя с пути. Неужели так трудно поверить в то, что у нее может быть сообщник?

– Марк меня любит, – огрызаюсь я.

– Ладно, Марк тебя любит, но как тогда на волосах Николь оказался нерастворенный порошок, когда ты вылила на нее свой напиток?

Я не заметила порошка на Николь – я подумала лишь, что небольшая его часть попала мне на руки. Я была так поглощена тем, чтобы выскочить вон, что все мое внимание было сосредоточено на двери.

– Я подумала, что порошок оказался у меня на руках из-за грязного стакана или, может, я смахнула его с колес коляски, – объясняю я.

– Извини, Лаура. Но я думаю, в итоге ты можешь оказаться права. Может, между Марком и Николь и впрямь что-то есть?

Эйва наклоняется и обнимает меня так крепко, что становится трудно дышать. А ведь она действительно верит Адаму.

Крупные соленые слезинки обильно катятся по моим щекам.

Макияж, такой безукоризненный в начале вечера, теперь испещрен полосами и смазан – возникает ощущение, что лицо измазано гудроном. Я бы справилась со своими сомнениями по поводу Марка, если бы это были всего лишь навязчивые теории на задворках моего разума, но оказаться ударенной под дых доказательствами, подтверждающими эти теории, больнее, чем если бы один из тех подростков пустил в меня пулю.

– Я всегда рядом, ты ведь это знаешь, да? – убеждает меня Эйва.

– Да, знаю, – шепчу я.

– Хочешь сегодня остаться у нас? – предлагает Эйва.

– Нет, все в порядке. Вам с Адамом хватает своих проблем.

– О, об этом не беспокойся, – отмахивается Эйва, как будто они просто слегка поругались из-за того, что кто-то съел последнюю печеньку.

– Вы ведь не расстаетесь, правда? – в недоумении спрашиваю я.

– Нет. Нет, не расстаемся, – почти извиняющимся тоном отвечает Эйва. – Мне просто нужно было с тобой поговорить, и я знала, что ты не стала бы слушать, если бы Адам был здесь.