Без поцелуя на прощание

В кульминации хаоса мы наконец готовы выйти из дома. Я быстро захлопываю за нами дверь – мой шарф при этом пал жертвой обстоятельств, застряв между косяком и дверью. У меня не было времени вернуться и спасти его. Он останется висеть там, сигнализируя соседям, что очередной понедельник начался с неуверенного старта. Я выезжаю за ворота, как обычно мысленно пробегая по утреннему списку дел.

Дети в машине – есть.

Ремни пристегнуты – есть.

Школьные сумки – есть.

Контейнеры с обедом – есть.

Отсутствие времени, чтобы стереть пятна от йогурта со штанины, – есть.

Громогласные визги детей, отказывающихся сотрудничать, – есть.

Почти полная потеря душевного равновесия – есть.

И мы готовы к очередному безумному дню.

Я целую насупившегося маленького мальчика на прощание и жду у школьных ворот, пока он не зайдет в класс. Я тяжело вздыхаю, а затем привычно киваю и машу другим не менее растерянным родителям, вбегающим в класс в последнюю минуту. Я потихоньку улыбаюсь от облегчения, когда вижу, что другие опаздывают в школу даже сильнее меня.

Я снова сажусь в машину и облегченно выдыхаю. Очередное утро, начавшееся нормально, но как всегда быстро покатившееся под откос. Я крепко вцепляюсь в руль и тихонько упираюсь лбом в прохладную кожу. Завтра все будет иначе, обещаю я себе. Каждое утро я даю себе одно и то же обещание.

Но на этот раз я сдерживаю это обещание. Назавтра все было иначе: на самом деле настолько иначе, что это навсегда изменило мою жизнь. Чувство вины грохочет у меня в венах. Я глубоко сожалею о каждом грубом слове, о каждой упущенной возможности обнять моих детей, о каждой минуте, проведенной не с ними. Намек на очень одинокое будущее, наполненное болью от упущенных возможностей, терзает мою больную душу.

– Лаура, Лаура, – зовет Эйва, дергая меня за жакет. Я отрываю взгляд от точки, на которую смотрела, вероятно, даже не моргая, довольно долгое время. Мне все-таки удается сфокусировать взгляд, и я вспоминаю, что мы в аэропорту, а утро, когда произошла авария, теперь всего лишь давнее воспоминание.

– Лаура, прекращай сейчас же, – говорит Эйва, дергая сильнее. – Ты снова замечталась.

– Прости, – быстро извиняюсь я. – Я была далеко отсюда.

– Я это вижу. Все в порядке?

– Не особо. Я думала о детях.

– О!

– Все в порядке. Я в порядке.

– Смотри, – Эйва указывает на стойку регистрации рейса перед нами. – Мы следующие в очереди и скоро окажемся за многие километры от Марка и Николь.

– И за многие километры от детей.

Эйва вздыхает:

– Ага… но это ненадолго.

Я закрываю глаза. Это ненадолго, это ненадолго. Я повторяю эту мантру, снова начиная смотреть в пустоту.

– Обожаю аэропорты. А ты? – говорит Эйва легкомысленно восторженно о нашей внезапной поездке в Большое яблоко[20].

Хотелось бы мне разделить ее энтузиазм.

– Я скучаю по ним, Эйва. Я скучаю по ним каждую секунду каждого дня.

Эйва сникает:

– Мне очень жаль, Лаура. Но убежать – единственный вариант. Ты ведь это знаешь?

– Ага, знаю, но легче от этого не становится.

– Я правда понимаю, как тебе, должно быть, сложно находиться вдали от детей, – говорит Эйва, нежно поглаживая меня по спине.

Я знаю, что она пытается поддержать меня в этой невыносимой ситуации, но это не помогает, скорее, даже наоборот.

– Не хочу показаться грубой, но прошу, не надо этого высокомерия, не говори, что ты понимаешь. У тебя нет детей – ты не можешь даже начать понимать то, через что я прохожу.

– Я… Я… Мне жаль, Лаура. Я просто не знаю, что еще сказать.

– Я понимаю, – перебивает Адам. – Я всегда хотел детей.