Без поцелуя на прощание

Я дважды обхожу первый этаж аэропорта и даже пропускаю эскалатор наверх, чтобы пройтись еще и по второму. Адам и Эйва дружно плетутся в хвосте. Их объединяет шок. Шок – последнее, с чем я готова иметь дело. Я слишком занята тем, что купаюсь в лучах славной эйфории. Я могу ходить. Ходить по-настоящему, без чьей-либо помощи. Переставлять ноги одну за другой, на самом деле перенося свое тело вперед, как обычный человек, который умеет ходить. Это великолепно, и я не планирую останавливаться. Я начинаю фантазировать. Я становлюсь еще на шаг ближе к тому, чтобы вернуть свою прошлую жизнь, и я могу делать это, стоя на собственных ногах. Теперь я просто обязана вернуть детей. Все будет в порядке.

Несмотря на то что до этого без конца меня подгоняла, теперь Эйва целую вечность прощается с Адамом. Она кладет голову ему на плечо и глубоко вздыхает. Я знаю, что она смакует его запах, но на ее лице застыло столь душераздирающее выражение, что кажется, будто она прощается с ним навсегда. Она поцеловала его, должно быть, раз двадцать, прежде чем со слезами на глазах и явным комком в горле наконец оторвалась от него. Меня не на шутку расстраивает равнодушная реакция Адама на ее выражение чувств. Он слишком пристально наблюдает за мной, чтобы уделить Эйве хоть какое-то внимание. Он даже не целует ее в ответ. Но она этого не замечает, и я борюсь с порывом высказать свое непрошеное мнение. Я надеюсь, что это всего лишь гиперкомпенсация. Я понимаю, что он беспокоится. Это любому ясно. О стрессе кричат напряженные морщинки у него на лбу. Его попытки вести себя хладнокровно в итоге оборачиваются надменностью и высокомерием.

– При первых же признаках беды… – предупреждает он. – Просто возьми трубку.

– Я знаю, малыш. Обещаю, я позвоню, если будет о чем беспокоиться, – улыбается Эйва.

– Я прослежу, чтобы она вела себя хорошо, – шучу я в надежде, что Адам примет мою попытку разрядить атмосферу.

Адам закатывает глаза.

Я не могу винить его в том, что он беспокоится. Я отрываю от него беременную невесту в безумной попытке сбежать от своего мужа с преступными наклонностями. Я чувствую себя эгоисткой, требующей к себе чересчур повышенного внимания.

– Береги себя, – говорит Адам и, хватая меня за локоть, крепко обнимает. Этот жест застает меня врасплох. Мои ноги даже слегка отрываются от земли, теряя равновесие, но руки на автомате обхватывают его в ответ, и мне приятно его обнимать. Я так долго была поглощена безразличием по отношению к Адаму, что даже не позволяла себе полюбить его и понравиться ему. Теперь это кажется таким глупым. Его объятия такие искренние, такие теплые, и я никогда раньше не чувствовала, чтобы Адам был так честен со мной. Именно такого Адама любит Эйва. Этот Адам прошел длинный путь от мерзкого бабника, коим он был в прошлом. И на миг мне начинает казаться, что Адам – мой друг. Настоящий друг, который заботится обо мне, а не просто парень моей лучшей подруги, который вынужден мириться с моим существованием.

Глава восемнадцатая

Эйва настаивает, чтобы на время посадки я села обратно в инвалидное кресло. Мне не хочется, но искушения пройти вне очереди оказывается достаточно, чтобы меня убедить.

– Я проеду в нем до выхода на посадку, но по лестнице хочу подняться сама, – настаиваю я. – Для меня это станет приятным подвигом.

– Меня устраивает, если только ты не станешь слишком перенапрягаться, – по-доброму улыбается она.

Я понимаю, что Эйва желает мне добра, но я полна энергии. Сомневаюсь, что снова устану еще когда-либо в жизни. Однако я чувствую острое покалывание в задней части бедер, правда, отказываюсь уступить ему. На самом деле я даже почти получаю удовольствие от этого неприятного пощипывания. Сколько бы дискомфорта оно ни доставляло, это в миллион раз лучше, чем не чувствовать ничего.

– Ваше кресло будет ждать вас, как только мы приземлимся, миссис Кавана, – говорит стюардесса, когда мы оказываемся на борту огромного самолета.

Я улыбаюсь. И не говорю ей, что надеюсь больше никогда не увидеть этот неповоротливый кусок металла.

– Спасибо. Отлично.

Мы с Эйвой ждем взлета в полной тишине. Обе слишком заняты тем, что обдумываем изменения, произошедшие в жизнях каждой из нас, чтобы вести беседу. Я наблюдаю за тем, как стюардесса машет руками, стоя в проходе, и рассказывает об обычных мерах безопасности в полете, а также указывает местоположение выходов. Я не обращаю на это особого внимания.

Меня переполняет чувство вины: вины за то, что впервые за много месяцев я чувствую себя счастливой. «Я не должна чувствовать себя счастливой, если со мной нет моих детей», – говорю себе я. Но я не могу перестать улыбаться, ведь я вернула себе свое тело.

Следующим моим завоеванием будут дети, и тогда я снова стану собой целиком и полностью. Теперь осталось только набраться терпения.