Без поцелуя на прощание

– Ты пьяная, что ли? Или сидишь на чем-то? Как можно не знать, где ты находишься? Следующая остановка – тридцать третья улица. Хотя какая разница, здесь, внизу, все улицы выглядят одинаково.

Она права. Здесь искусственное освещение, и я могу находиться где угодно.

– Как добраться отсюда до Macy’s?

– Зачем? Решила пройтись по магазинам? – громко хохочет соседка. Она поднимает руку и трет большим пальцем об указательный, но не щелкает ими. – А вот это тебе не понадобится? – Похоже, она намекает на деньги, точнее, на их отсутствие.

Ее менторский тон уже начинает меня раздражать.

– Я знаю, как добраться до дома оттуда… кажется…

Женщина смотрит на меня по-настоящему обеспокоенно. Наверное, я сбиваю ее с толку, но мне все равно.

– Ты башкой ударилась, что ли? Мне кажется, тебе нужно показаться врачу. Похоже, у тебя здесь чего-то не хватает, – она постукивает пальцем по моему виску.

Я больше не хочу ее слушать. Она меня пугает. Пугает потому, что какая-то крошечная часть моего сознания считает, что она может быть права. Я закрываю уши руками и трясу головой из стороны в сторону. У меня перед глазами неожиданно всплывает лицо доктора Хэммонда, и меня охватывает ужас. Я оглядываюсь, как параноик, опасаясь, что он пришел за мной. Он найдет меня и снова посадит под замок. На поверхность всплывает столько подавленных воспоминаний, что мне кажется, будто моя голова вот-вот взорвется, словно фейерверк четвертого июля.

Я вспоминаю холодные белые стены больницы. Тишину в моем изоляторе. Пытку допросов с пристрастием. Психологические ловушки, которые для меня расставили. Я кричу: просто открываю рот и выпускаю наружу все свое отчаяние. Я кричу, кричу и кричу.

Все на меня смотрят. Даже те, кто едет в соседнем вагоне, заглядывают через стеклянные двери, чтобы хоть глазком увидеть мой срыв. Молодая мамочка, сидящая напротив, баюкает сына, крепко прижав его к себе и повернув головкой к своей груди, чтобы он не смотрел на меня.

– Что случилось с этой странной женщиной? – говорит он, указывая на меня пальцем.

– Я не странная, – рычу я. – Я не сумасшедшая.

Я бросаюсь на платформу, как только поезд останавливается, по дороге чуть не сбив с ног несколько человек своим чрезмерным напором. После срыва я быстро успокаиваюсь, и теперь меня затягивает в омут чувство стыда. Я ощущаю, как шокированные взгляды попутчиков прожигают безнадежно прозрачный щит, которым я пытаюсь от них отгородиться.

Мне нужно вернуться к Найджелу. Эйва будет жутко волноваться. Ума не приложу, как мы умудрились разделиться, если я так старалась не выпускать ее из поля зрения.

Я чрезвычайно горжусь своими навыками штурмана, когда выхожу на последней станции и оказываюсь прямо перед домом Найджела. Как будто этот путь мне привычен. Я даже ни разу не задумалась и не остановилась, чтобы посмотреть карту метро. Мои ноги просто сами зашагали в правильном направлении. Они знали, когда и на какой именно поезд пересесть. Мои пальцы знали, какой маршрут выбрать в автомате. Все это кажется таким невероятно знакомым.

Я чувствую, как меня манит наружу свежий воздух, тщетно пытающийся добраться до меня. На моем лице расплывается гигантская облегченная улыбка, когда я глубоко вдыхаю, наполняя легкие настоящим полусвежим воздухом. Я уже собираюсь начать подниматься по ступенькам, как замечаю, что позади меня плетется маленький мальчик. Он потерялся. Я поворачиваюсь к нему лицом и тут же узнаю его исхудалое личико и грязные светлые волосики. Этот тот самый бездомный малыш.

– Где твоя мамочка? – спрашиваю я, представляя, что его бедная мамаша, наверное, сейчас мечется в панике.

Он стоит, понурив голову, и не отвечает. Я тянусь, чтобы взять его за ручку, но он вздрагивает и отшатывается. Наверное, я слишком резко вторгаюсь в его личное пространство.

Я встаю на колено, и моя голова оказывается на одном уровне с его.

– Ты потерялся, милый? – спрашиваю я как можно мягче.

Я копаюсь в кармане и нахожу там початую упаковку фруктовых жевательных конфет. Я протягиваю их ему, и он чуть не отрывает мне руку, стремительно выхватывая их. Может, в конце концов, он не так уж и стесняется? Он запихивает их одну за другой в свой ротик. Я боюсь, что он подавится, но он поглощает мармеладки так быстро, что они едва успевают задержаться у него в горле.

– Пойдем найдем твою мамочку? – предлагаю я в надежде, что сладости скрепили нашу дружбу.

Он грустно качает головой.

– Ты знаешь, где она? – спрашиваю я.

Он поднимает свою чумазую ручку и указывает на стоящие в отдалении мусорные баки.

– Твоя мамочка там?

– Она спит, – объясняет он.

Я улыбаюсь звукам его сладкого голоска.

– Давай посмотрим, получится ли у нас ее разбудить, – предлагаю я.

Надеюсь, она еще там. Если она проснулась и обнаружила, что он пропал, уверена, она бросится его искать, и мы можем ее упустить.

Я двигаюсь быстро, забывая о том, какие маленькие у него ножки. Он торопливо трусит рядом, едва поспевая за мной. Он крепко держится за мою руку. Его пальчики липкие и холодные. У него нет теплого пальто, а на одном из ботинок не хватает половины подметки.