— Ну такой, — кричит в след Ане и передергивает плечами Лена. — Пастельный, понежнее. Но чтобы поярче! Но не вырви глаз. И посветлее.
— Да, да, — щебечет воробушек, а затем раздается грохот. — Ой, я что-то уронила! Вай, какая досада. Слышишь, Леночка?
— На счастье, — вскрикивает дребезжащая от напряжения Лена, а воздух стремительно наполняется озоном. — Бей, Анют, ни в чем себе не отказывай. Я же, блядь, миллиардерша. Мне муж деньги в лицо кинул и свалил. Я же дорогая эскортница, ты не знала? Ни в чем себе не отказывай.
Ее голос переходит в змеиный шепот. Губы поджимаются в тонкую нить, а комнату пронзает разряд грома. В следующую секунду, сорвавшись с места, будто резко выпрямившись пружина, потеряв по пути очки, хватает мой ноутбук. А затем со звериным рыком, без предупреждения и объявления войны, швыряет его в меня. Только и успеваю пригнуться. Несчастная техника разлетается о стену и покореженная падает на пол.
Следом в меня летит то немногое, что стоит на открытом пространстве.
— Мудила! Скотина неблагодарная! Идиот! Я тебя убью, Шершнев! Я тебя, сука, за этот сранный месяц, выпотрошу и собакам скормлю! Понял меня? Хотя, что ты там понял, инфузория недоразвитая! Кретин!
Моя любимая женщина, словно взбесившаяся фурия, разрывает пространство в клочья за считанные секунды. Я же задыхаюсь от гула обратившегося в хомяка в колесе сердца. Перед глазами туман, в голове фанфары и внеплановый парад тараканов, что топчут кирзовыми сапогами по мозжечку и не дают стабилизироваться.
— Документы на развод хотел? Так на, получай! — орет Лена, срываясь на визг, а кипа белых листов летят мне в лицо. — Подавись! Не забудь маме рассказать, как бросил беременную жену, идиот! Сука, как я вообще полюбила тебя, а?! Идиот!
С трудом перевариваю услышанное. Под сетью оскорблений, треска разрушающейся на глазах квартиры и ударов, цепляюсь за блестящие лазурные радужки в сетке покрасневших сосудов. Припухшие веки, и серебристые дорожки на щеках.
— Тебе это нужно было?! — орет мне в лицо и бьет со всей дури. Снова и снова.
Челюсть хрустит, лицо горит от пощечин, а ребра скрипят от разряженного воздуха. Потому что кислород в комнате пропитывается ее болью. Горькой, отравленной. Она оседает на корне языка и серной кислотой разъедает до сквозной дыры в глотке. Подобно яду гадюки, она разогревает и сгущает кровь, погружая сознание в агонию.
— Я, блядь, последние бабки отдала за проект нашего дома! Готовила сюрприз ему! Про детей не говорила, потому что боялась, а вдруг не получится, а Олежа расстроится. А Олежа что? А Олежа бабки в лицо швырнул и съебался в закат страдать! Кретин! Сука ты Шершнев! Скотина!
Ее трясет. Соленые капли разлетаются в стороны, а от тела исходит пугающе ледяная вибрация. Она пылает и мерзнет одновременно. Налет безумия в лазурных колодцах парализует и не дает двинуться.
Ей плохо.
Лене плохо.
Очень больно. Из-за меня.
Готов провалиться сквозь землю, лишь бы отмотать время назад. Идиот, блядь. Непроходимый дебил.
Я сделал именно то, чего боялся. Ранил женщину, которую люблю больше жизни.
Которая любит меня, несмотря ни на что.
— Ну, смотри! — выплевывает, расцарапывая мои ладони. Лягается и кружится с шипением растревоженной змеей в кольце рук. — Наслаждайся! Так тебе понятно, дебила кусок?! Нравится смотреть, как я мучаюсь?! Ненавижу тебя, ублюдок! Не-на-ви-жу!
Лена шмыгает носом и снова что-то орет, а я под визг тормозящего поезда, сползаю на пол. Потому что не могу больше смотреть. Ударяюсь коленями о деревянную поверхность пола и прижимаюсь к ней.
Новая пощечина обжигает лицо, когда утыкаюсь лбом в плоский живот. Плевать, как выглядит. Пусть делает, что хочет. Стискиваю бедра, трусь щетиной о белую ткань под градом сыплющихся на меня ударов.
— Пустил меня! Быстро пусти, Шершнев, а то я за себя не ручаюсь! — ерзает взбесившейся кошкой и, зашипев, дергается.
Колотит по всему, куда может достать. Лицо, глаза, шея, грудь. Выкручивается и вырывается, раздирая меня на куски. Новые удары сыпятся медленнее, пока, наконец, не сходят на нет. Лена недовольно сопит, а я погружаюсь в транс из бешеного биения ее сердца.
Прохладная ладонь опускается на затылок. Тонкие пальцы неспешно перебирают волосы, а я чувствую, как пустота внутри стремительно наполняется ее присутствием. Нежусь, словно маленький котенок, который, наконец, обрел дом.
— У нас будет ребенок, — вздыхает она со всхлипом. — Двое. Тебе со мной в больницу надо съездить, анализы сдать.
— Съездим, — судорожно сглатываю сквозь сведенное судорогой горло и старательно прогоняю зудящие в голове мысли.
Я плохо ассоциирую себя с ролью отца. Понятия не имею, как себя вести. У Жени получается легко и непринужденно, будто он сразу родился таким. А у меня что? Футболка липнет к спине, но под диафрагмой разливается бетонная уверенность.
Она застывает с каждым Лениным вздохом. Справлюсь как-нибудь. Потому что очень хочу видеть наше с Леной продолжение.
Их еще нет, а я уже их люблю. Странное чувство, но приятное до дрожи.