Хомина. Она долго объясняла, что сначала задержалась, потом приехала домой на такси, чтобы
успеть к нему, Сгибневу, но узнала, что он уже забрал таблицу, и вот теперь звонит ему с
автомата...
А Сгибнева душил гнев. Он сдерживался, чтобы не прервать ее грубо, и только шевелил
губами. Когда она кончила свои объяснения, сказал сухо:
. — К сожалению, сегодняшний день для нас с вами потерян. С такими вещами нужно
торопиться. Вы знаете лучше меня, что сберегательные кассы приступили к выплате
выигрышей.
— Извините...— донеслось до него из трубки.
— Да, да,— ответил он и больше не слушал ее, пока она не положила трубку.
Весь вечер Сгибнев терзал себя всевозможными предположениями, тут же отвергал их,
находил новые, но и они рассыпались в прах. Куда же запропастился тот злополучный кошелек,
в котором деньги и билеты лежали рядом? В горячке он едва не пошел на повторный обыск в
квартире Шиловой, но вовремя уличил себя в глупости: ведь Шилову задержался с деньгами до
того, как она вошла в свой дом. А он уже срезался на сапогах и хлопчатобумажной мужской
рабочей паре: оказалось, это была рабочая одежда самой Шиловой, в которой она ранними
утрами подметала тротуары и двор...
Сначала, когда деньги Хоминой были найдены у Шиловой, дело о краже казалось близким
к завершению. И хорошему завершению: во-первых, преступников удалось задержать и, во-
вторых, потерпевшей почти полностью возмещался материальный ущерб. При этом семь
лотерейных билетов воспринимались как два рубля десять копеек. Что это за утрата?!
И вдруг эти два рубля десять копеек в одно мгновение превратились в две тысячи
девятьсот семьдесят четыре рубля с копейками!
А так как тяжесть любой карманной кражи измеряется суммой материального ущерба,
оперуполномоченный Октябрьского райотдела милиции Николай Сгибнев по воле судьбы
должен был теперь раскрывать самую крупную и загадочную карманную кражу в Свердловске
за последние десять лет.
«Это можно за червонцем побегать месяц и плюнуть на всю канитель, потому что
неизвестно: украден он или обронен,— тоскливо думал Сгибнев.— А такая кража — что
хронический насморк: не раскроешь, так до пенсии не прочихаешься...»
Утром следующего дня Сгибнев обстоятельно доложил руководству райотдела о вновь
выявленных деталях кражи в магазине «Подарки».
В кабинете начальника райотдела майора милиции Береснева наступила долгая, гнетущая
тишина.
Нарушил ее сам начальник:
— Вы проверили, получены ли выигрыши по украденным билетам? — спросил он
Сгибнева.
— О том, что билеты выигрышные, стало известно только вчера днем. Пока устанавливали
номера и серии билетов, рабочий день администрации сберегательной кассы закончился.
— Так вот, прежде чем докладывать нам о странном случае, когда деньги обнаружены, а
билеты — нет, вам следовало получить от Центральной сберегательной кассы данные о том,
предъявлены ли указанные серии и номера билетов к оплате.
— Я сделал это в девять утра сегодня, товарищ майор,—ответил Сгибнев.
— И когда вам обещали результат проверки?
— К двенадцати.
— Прошу всех собраться у меня в двенадцать,— сказал начальник.— А сейчас совещание
прекратим.
...Около полудня Сгибневу сообщили, что по пяти билетам, сумма выигрышей по которым
не превышала ста рублей и поэтому не требовала регистрации личности их предъявителя,
деньги выплачены вчера.
— Скажите, пожалуйста, а нельзя ли попытаться установить личность получателя
выигрышей через кассиров?! — почти в отчаянии закричал Сгибнев.— Вдруг кто-нибудь
приметил. Ведь сразу по пяти билетам человек получал, запомнить такого легче!..
— Это невозможно,— отозвались в трубку.— В эти дни мы оплачиваем тысячи
выигрышей. Нашим кассирам некогда даже взглянуть в лицо клиентам. А что касается пяти
сразу, так это бывает: знакомые иногда просят получить заодно со своими...
На втором совещании у начальника Сгибнев сидел как на скамье подсудимых. До него едва
доходил смысл свалившихся на него обвинений.
Это он, Сгибнев, в погоне за «оперативностью» пренебрег первичными показаниями
свидетелей.
Это он не ухватился за лотерейные билеты и не использовал их для задержания
преступника.
— А может быть, заявление о билетах ложное? — предположил кто-то из
оперуполномоченных.— Фининспектор дело понимает...
Сгибнев только усмехнулся про себя: это исключалось. Хомина в магазине сразу
проговорилась о билетах. Она была убеждена, что кошелек у преступника, поэтому не могла
врать. Другое дело, если бы она назвала другие номера и серии в надежде, что пропажа не будет
обнаружена... Но и в этом случае, чтобы доказать ее обман, необходимо найти те билеты,
которые лежали в кошельке с деньгами. И, словно угадав мысли Сгибнева, начальник ответил на
высказанное предположение: