Без права на жизнь

— Знаю я вас, советских. Насмотрелся, там, за забором.

И он кивнул головой на дверь.

— Говорите, чего надо. Времени в обрез. Мне ещё Нюшку кормить и рано вставать. Дел невпроворот.

— Как нам попасть в тюрьму?

— Экая проблема, — Кузьмич усмехнулся, и подмигнул. — Это я вмиг устрою. И камера будет приличной, с окном.

Тут уже не выдержал Иракли, и стукнул кулаком по столу.

— Ты что это, Ваньку валять вздумал? Или винцом задарма угоститься. С тобой разговаривают серьезные люди, веди себя прилично, иначе худо будет.

Кузьмич покосился на увесистый кулак грузина и поёжился, представляя, что будет с ним дальше.

— А я чего, господа хорошие? Меня пригласили, я пришёл. Вам в тюрьму? Так тудыть её в качель, ворота там широкие. Иди, не хочу.

— Нам нужно незаметно туда пробраться. И так же незаметно уйти. Поможешь?

Мой голос слегка охрип, уже раздражала до коликов в животе ситуация, с пьяным Кузьмичом.

— Ну, если так. Тогда одной бутылки будет мало. Доставай вторую, хозяин. Сердцем чувствую, что разговор наш затянется, за полночь. Как бы за третьей не послать никого. Мало ли… Всякое бывает. Чую, что Нюшка моя опять голодной останется. И утром никуда не пойдёт. Придётся уговаривать, а она дама капризная.

Иракли принёс вторую бутылку и налил Кузьмичу полный стакан. Тот зачем-то перекрестился и выпил.

— Ох, и доброе вино у вас, братцы. Не иначе свячёное. Меня давеча поп угостил наливочкой, так я еле ноги домой принёс. Голова ясная, а ноги идти отказываются.

— Есть способ?

Иракли придвинул к себе бутылку, чтобы Кузьмич к ней не дотянулся, и с вызовом в глазах смотрел на него. Профессор вышел в другую комнату, и мы остались за столом втроём.

Голосом заговорщика, Кузьмич прошептал:

— Есть способ. Я его ещё с гражданской знаю. Только никому ни слова.

Язык нашего новоявленного проводника заплетался и разобрать, что именно он бормочет, было делом нелёгким.

— Возле реки стоит старая церквушка. Там сейчас нет никого. Окна, двери, заколочены. Так вот, есть подземный ход в подвале. Но страшно там, бояре, жуть. Я как-то раз там бывал, волка видел. Глазища горят в темноте, жуть. Зубами лязгает, и так и рвётся на куски разорвать. Не боитесь?

— Ты трезвый там был?

Ираклий с усмешкой смотрел на Кузьмича, и поглядывал на часы.

— Я и сейчас, как стёклышко. Могу встать и пройтись.

Не успел я вскочить, как Кузьмич поднялся и тут же рухнул под стол.

— Пьянь подзаборная. Врёт всё.

Иракли махнул рукой и ушёл. Я остался один, и с ужасом смотрел на храпящего под столом Кузьмича. Вытаскивая его и приподнимая, усадил его на диван и несколько раз ударил по щекам. В ответ Кузьмич пробубнил, что русские не сдаются, с одним открытым глазом, и снова захрапел.

— Пустая затея, — сказал Михо, поправляя бинты.

— Вдруг не пустая и это правда?

— Дёма, ты глянь на этого пропойцу. Он завтра ничего не вспомнит и от слов своих откажется. Видал я таких, не один раз. За бутылку мать родную продаст.

— Надо ждать утра. Ты ложись, утром разбужу.

Я выключил свет и пристроился рядом с Кузьмичом. Сон не шёл, и я думал, что делать дальше, если не получится пробраться в тюрьму. Уже засыпая, увидел Марию. Она почему-то мне грозила кулаком, и показывала на круглый животик. Разбудил меня солнечный свет. Открывая глаза, я увидел Кузьмича, который сидел рядом, и яростно тёр пальцами виски.

— Помнишь меня, Кузьмич?

— Барин? Как не помнить. Выпить есть?

— Вода. Больше ничего. Мы тебя пригласили по делу поговорить, а ты как последняя свинья напился, и храпел под столом.

Мои слова не подействовали на Кузьмича. Ему было плевать, кто я такой, зачем позвал и остальное. Все желания его были написаны на лбу, большими буквами. Мне пришлось налить ему стакан вина, и с грустью покоситься на пустую бутылку. Вино было действительно восхитительным, жаль, что нам мало досталось. Через минуту, Кузьмич был готов плясать барыню, но я его усадил на стул и со злостью сжал руки.

— Барин, есть потайной ход. Он ведёт как раз в то место, куда тебе нужно, под землёй. Доволен? Тогда беги за бутылкой, иначе больше ничего не скажу.

— Будет тебе не одна бутылка, только после того как ты подробно расскажешь, потому что пока я слышу одни слова. Больше ничего.

— Э-э-э, так нельзя, барин. Чёрт с тобой. Расскажу. Церковь строили поляки ещё в семнадцатом веке. Шляхта польская. В нашем городе, куда не кинь, живут те самые потомки поляков. Внешность у церквушки непримечательная. А вот там, — и он показала пальцем на пол, — под землёй, спрятаны несметные богатства.

— Кузьмич, мне сказки не нужны, я в них не верю. Ты сможешь нас проводить по подземным лабиринтам? Куда они ведут, и где заканчиваются?

— Вот это, барин, ты уже переборщил. Столько вопросов, а в горле пересохло.

Он помахал пальцем и щёлкнул языком.

— Неси бутылку! Иначе разговор закончен, точка.

Кузьмич отвернулся и больше не хотел говорить. Иракли вышел из комнаты и прищурился.

— Старая история. Утром — деньги, вечером — стулья. Знаем, проходили. Кузьмич, будет тебе не одна бутылка. Рассказывай.

— Не могу, в горле сухо, как в чреве кашалота.