Череп скривился и сплюнул на землю. Он не любил выходить на передние позиции, тем более, когда на тебя смотрят несколько сотен любопытных глаз. Терялся, как мальчишка, и мог запросто болтнуть лишнего. Сейчас ситуация была совершенно иная, и отсидеться в кустах за спинами других не получится. Он вышел в центр общего круга и поднял руку. Засовывая, как истинный фраер, правую руку в карман, щурился и не знал с чего начать. Они так и не успели с Жилой обсудить положение вещей, и теперь нужно выкручиваться. Череп ещё раз в глубине души поблагодарил не лучшими словами Жилу и прокашлялся. Стояла гробовая тишина. Люди встали как по команде с корточек, и с надеждой в глазах смотрели на авторитета.
— Братва! С ментами не годится дел иметь, мы все это знаем, не один год. Мне пришлось выйти на базар со Стрельцовым. Много он порядочных людей отправил на «крытку» и сгноил в изоляторах. Мент предложил нам до завтра ничего не ломать, и оставаться на местах.
— Где Михо?
Хриплый голос заставил Черепа повернуть голову назад, и увидеть Седого, крепыша из Харьковской группировки отморозков. Он давно стоял как кость в горле у блатных, но его боялись трогать. По причине того, что не всех менты приняли из его кодлы, и могли быть проблемы не только в зоне, но и на свободе. Ребятки размером со шкаф, часто приезжали к Седому на свиданки и хорошо грели, не забывая отстёгивать в общак, на общее дело. Поэтому Черепу пришлось заскрипеть зубами и отвечать.
— Не знаю, Седой. Есть информация, что его свезли, однако менты молчат и руками машут, отнекиваясь. Кому верить?
Череп пожал плечами и продолжил:
— Нам нужно время, завтра все смогут свалить, кто куда. По дорогам и весям нашей необъятной Родины. Только шуметь не стоит. У ментов везде свои глаза и уши. Они ночью не сунутся, но оборону не снимаем до конца.
Он выдохнул и хотел уйти, но снова в ситуацию вмешался Седой.
— По режиму, что? Послабления будут?
— Седой, меня это не волнует. Я хочу на волю и тюремный режим мне до лампочки. Как, впрочем, и большинству, правильно люди?
Толпа одобрительно загудела, отталкивая Седого как можно дальше, чтобы не лез с вопросами и не мешал. Череп позвал Жилу и, усаживаясь возле дерева на маленький стульчик, злобно глядел в сторону заключённых.
— Ты чего такой хмурый?
Жила вытащил из-за спины поллитровку, и с радостью поставил на землю.
— Казёнка, давай по маленькой.
— Достал уже Седой. Отморозок.
— Так в чём проблема?
Жила усмехнулся и по-деловому открыл бутылку.
— Сегодня последний день, можем и поквитаться. Он мне тоже давно не нравится, боров жирный.
— Кто у нас есть из молотобойцев? Не нам же его дубасить.
— Так у нас не получится, братишка. Ты глянь на себя — кожа, да кости. И я не лучше. Предъяву нужно кинуть, при чём основательную. Давай, за весёлую ночь и бодрое утро.
После выпитой рюмки, Череп осмелел и расхрабрился.
— Да я его сам завалю, как дикого вепря на охоте. Вспорю брюху вот этим самым ножичком.
И длинное лезвие ножа свернуло в наступающих сумерках.
— Не бери грех, — замахал руками Жила. Пацанам скажем, те ему быстро бока намнут. Убивать не стоит. Пусть живёт гнида, и до конца жизни помнит нас. Если выживет, в чём я сомневаюсь. Справедливо?
— Справедливо!
После отбоя, народ разводил костры и готовил ужин. Кто картошку варил, кто кашу. Работа всем находилась, и весёлые компании то и дело обсуждали и горячо спорили о том, кто чем будет заниматься на свободе. Блатные вынесли магнитофон, и под песни Круга «Золотые купола — душу мою радуют», куражились и играли в карты. Череп нет-нет выходил к забору, и пристально смотрел на аллею. На душе у него было неспокойно. Понимал, что менты своего не упустят, и вся их затея фигового листка не стоит. Обнадёживал только Жила, который связался с пацанами, и те пообещали утром приехать и вывезти за пределы области. На баррикадах сидело несколько человек, и играли в нарды.
— Порядок, пацаны?
— Тихо, как в Раю, Череп. Менты не выходят, сидят как мыши, бздят, сам проверь.
— Ладно, Серёга, верю, — пробурчал Череп и вернулся к своим. Вовремя. Там уже шёл тяжёлый разговор с Седым. Грузили его широкие плечи по самые помидоры.
— Ты чего, Седой, базаришь? Что мы с Черепом засунули руки в общак? Баблом распоряжаемся, наркотой? Забыл, что за базар отвечать надо.
За спиной Жилы стоял огромный верзила под два метра ростом, по прозвищу «Маленький». Было слышно, как хрустят у него костяшки пальцев, когда он разминался. Череп в эти минуты не завидовал Седому, зная, какой боец «Маленький» — кровожадный и жестокий.
— Да когда я такое базарил, Жила? Предъяву хочешь дать? Обоснуй. Тем более под пьяную лавочку такие вопросы не решаются. Забыл?
— Это ты мне, паскуда, рожа твоя беспредельная, будешь указания давать, когда, кому и что базарить? Да я тебя сам лично к петухам оформлю.
Жила закипал, и братва затихла, ожидая развязки. Шныри приглушили музыку, чтобы она никому не мешала. Череп ликовал и, закуривая в сторонке, ждал, хитро скалясь и искоса поглядывая на «Маленького».