Без права на...

- Не хочешь поучаствовать в новогоднем вечере? Мне сказали у тебя хороший голос, может споешь что-нибудь?

Я соглашаюсь и иду за ней в ее кабинет. Работает она в кабинете, заставленном электрическими швейными машинками и железными станками для производства обивочных гвоздей. Здесь располагаются швейный и гвоздильный «цеха» отделения. Цеха – это громко сказано – четыре допотопных швейных машинки без иголок и три гвоздильных агрегата, два из которых выдают только брак.

Я осматриваюсь. На двух швейных машинах работают больные, которые по готовым раскройкам шьют больничные пижамы и рубахи, один разглаживает уже готовые пижамы допотопным утюгом. В углу, где расположены гвоздильные агрегаты тоже своим ходом нешатко - невалко идет работа. Двое надевают на гвозди шайбы, а третий, работая на единственном рабочем станке, опрессовывает их декоративными шляпками.

За этот свой труд больные даже получают деньги. За беспрерывную, каждодневную работу с 9 утра и до 4-5 вечера, с перерывом на обед, вы получите товара на 50, а если будете трудиться ударно, то и на 80 рублей в месяц! И это во времена, когда пачка более-менее приличных сигарет стоила 20 рублей, а какая-то баночка шпротов – 40! Можно купить на всю месячную зарплату палку дешевой соевой колбасы и «опрокинуть» ее грамм за 100-150 дешевого чая. Я уже нашел контакт со многими санитарками, и больные подходят ко мне с «товаром», чтобы я «сдал» его за чай. С этого я что-то имею и недостатка в чае больше не испытываю.

От одной машинки слышится треск. «Портной» с матьками встает и выходит – сломалась игла, а новую достать негде. Из-за крохотного кусочка металла человек надолго остается без работы.

Возле окна сидят двое и, тихо переговариваясь, орудуют ручными иглами. Они шьют шкатулки из открыток и отмытой рентгеновской пленки. Эти шкатулки, популярные в 60-е годы прошлого века шьют в психушках и поныне. Этот несложный «ширпотреб» имеет даже определенный сбыт – кое-кто из санитарок или медсестер берет шкатулку-другую за пачку чая. Вообще чай на спецу – самая твердая валюта, все цены высчитываются в нем. Евро и доллар отдыхают. Чай – вот местная ценность и кто имеет его в достатке, тот и заказывает музыку. Поняв это, я потому и связался с куплей-продажей товара. Это сильно облегчает мне жизнь, и будет облегчать ее в дальнейшем. Обладание чаем вызывает здесь такое же уважение и зависть, как обладание крупной суммой денег на воле.

Реабилитолог словно невзначай спрашивает, не умею ли я рисовать. Я устал от рисования в тюрьме, но, помня свою художественную школу, записанную в деле, и понимаю, что и здесь от меня не отвяжутся и мне придется поработать во славу искусства.

Нужно нарисовать плакат на ватмане формата А1 на новогоднюю тематику, и я быстро накидываю карандашом эскиз. Дед Мороз и Снегурочка как живые. Лилия Альтаповна удивляется и вручает мне коробку с красками, но я раскрашиваю ватман карандашами – краски – это пробел в моем художественном образовании.

Мой первый плакат проходит на ура, и я теперь буду заниматься рисованием постоянно. Вскоре слух разойдется, и вся художественно-оформительская работа в отделении ляжет на мои плечи, да и из других отделений время от времени мне будут приносить заказы. Я буду рисовать открытки, подписывать поздравления и мое благосостояние еще улучшится – за каждый плакат, кроме обеспечения карандашами, красками и гелевыми ручками мне давали пачку-другую чая и пару пачек сигарет, а, кроме того, мне доставляло удовольствие вечером или ночью уйти в столовую и рисовать в полном одиночестве. Эта работа дает мне большую практику и в дальнейшем, когда я выйду на свободу, она в трудные времена поможет мне с трудоустройством.

Нарисовав плакат и получив причитающееся, я тут же договариваюсь с Лилей о продаже палки колбасы и двух плиток шоколада. Чай она принесет завтра и передаст мне в обмен на продукты. Так я кроме всего прочего нахожу новую дорогу по добыче чая. Лиля в свою очередь уговаривает меня играть Деда Мороза на утреннике.

Вечером в отделении случаются сразу два происшествия. Малайка и Кашап бегут из форточки в 8 палате, бегут в лютый 35 мороз, бегут в одних носках. Обмороженных их привезут менты только глубокой ночью.

А у нас развлечение – в наблюдательной палате зачумил Мишолда (Ромка Мишаков). Он «сделал» из радиоприемника «рацию» и скачет с ней по койкам и подоконникам, крича в динамик радиоприемника:

- Вызываете двенадцатый отдел, срочно вызывайте двенадцатый отел! Я им все объясню!