Без права на...

Мы заходим впятером и с трудом укладываем «агента 007» на вязки. Он продолжает нести ахинею, пока не получает от медсестры по вене укол феназепама. После укола он успокаивается, и что-то шепча, засыпает. Мишолда катается по психушкам уже девять лет – побывал и в Казани и на Владивостокской, катается по жестокой, но и смехотворной статье. Будучи четырнадцатилетним парнишкой, он посадил в алюминиевую флягу свою собаку и сунул туда провода из розетки. Собака долго дергалась, выла и, наконец, умерла. Сосед-ветеринар, опешив от такого, подал заявление в милицию и Мишолду осудили по статье «жестокое обращение с животными» и закрыли на спецстационар, где у него и окончательно съехала крыша. Отсюда выхода ему уже нет – он регулярно болеет и бывает на вязках.

А в отделении царит предвкушение новогоднего праздника – самого главного праздника у зэков, как больных, так и здоровых.

Все палаты облеплены снежинками, натянуты нити с ватой, изображающие снег. На окнах тоже снежинки, кроме четырнадцатой, где Мишолда изобразил на стеклах акварельными красками невообразимых чудовищ, которые должны были изображать новогодних зайчиков, щенков и т.д.

В передачной накапливаются передачки – это все готовится к Новому Году, когда всю ночь будет работать телевизор, в палатах будет гореть свет, и никто не будет спать до утра. Это единственная ночь на спецу, когда нет почти никакого режима. Даже чай можно в эту ночь заварить, если постараться, конечно.

Я расхаживаю по палате и учу слова Деда Мороза, как в отделение залетают менты и охранники, заходит рассерженный Алексей Иванович. Повальный шмон по случаю побега. Все отделение выводят на коридор, а в палатах привычно работают менты. Перевернуто все, все, что накоплено на Новый 2003 год, все перекочевало в мешки к ментам – чай, сигареты, плитки шоколада. Больше этого ничего мы не увидим.

Алексей Иванович встал перед нами, и ведет гневную речь, из которой мы понимаем, что никакого праздника в этот раз не будет – побег серьезное нарушение и пострадает из-за него все отделение. Все гирлянды будут сорваны, звездочки отмыты – никакого праздничного настроения в этом Новом Году – в этот раз это будет обычный день. Бежит один – страдают все – этот принцип Чингисхана исповедовал и Алексей Иванович.

Три раза в месяц все отделение выстраивается в длинную очередь перед столиком, стоящим у сестринской. За столом медсестра с аппаратом для измерения давления и весами, стоявшими на полу – отделению замеряют давление и меряют вес. Все это делается для того, чтобы отлавливать больных, отказывающих питаться и теряющих вес, а также тех, кто уже перезаколот нейролептиками и давление у кого приближается к критическому. Но нам также известно, что смотрят и тех, у кого давление нормальное или высокое – это говорит врачам о том, что этот пациент чифирит. У выявленных по давлению чифиристов проверяют языки – черный язык это уже для врачей конкретное доказательство чифирения, поэтому на спецу чистят не только зубы, но и язык, чистят тщательно, перед зеркалом. Особенно трудно чистить корень языка – позывы к рвоте очень сильные. Медсестра меряет мне давление – 140/90!

- Чифиришь! – шепчет она мне и пишет в толстой тетради 110/70.

Новый 2003 год принес нам московскую комиссию, и даже некоторые послабления режима. Например, после комиссии с общих палат сняли железные двери. Моему другу Чулпану этот новый год принес выписку, а мне – новую работу.

Как я уже писал, на спецу лекарства выдаются в жидком виде и поэтому есть необходимость, чтобы кто-нибудь три раза в день, после раздачи лекарств, замачивал эти пузырьки в растворе хлорамина, а после тщательно отмывал их в проточной воде. Этим до меня несколько лет занимался Чулпан, теперь он передал эти обязанности мне.

Кроме мытья пузырьков я должен был стоять при раздаче таблеток с чайником и подливать воду больным в мензурки.

Работая в этом месте, я убил не двух, а сразу трех зайцев. Во-первых перезнакомился со всеми медсестрами, которые теперь перестали меня описывать за любые мелкие провинности, узнал все о тех таблетках, которые мы вынуждены принимать, и познакомился поближе с циклодолом – единственными кайфовыми колесами, которые есть на спецу. А кайфа в неволе немного. Многим приходится ограничиваться банальным онанизмом. И тут дело доходит до курьезов.

Тот самый Леша Барашков, который каждый день лежал на вязках, умудрялся на этих же вязках и подрочить. Он уставлялся на любого присутствующего человека, дотягивался кончиками пальцев до члена и самозабвенно онанировал. За то, что мог при этом уставится на любого, частенько получал тапочком по голове.