Без права на...

Другие же больные, не пожелавшие сдаться условиям быта, приводили в порядок свои палаты, развешивали на койках цветные полотенца (единственный разрешенный цветной предмет из материи на спецу), даже разводили цветы. Было умилительно и немного смешно наблюдать, с какой теплотой и заботой эти бывшие насильники и убийцы разводят на окнах в банках из-под майонеза своих питомцев. Обменивались отростками, заказывали отростки санитаркам, приносили отсадки из дома, отращивали в стаканчиках с водой и ухаживали за цветами, как за детьми. В основном любили выращивать ярко цветущие, но в каждой палате был лимон или апельсин, выращенный из семечка. Цветы в отделении были везде, в каждом кабинете, в каждой палате, за исключением наблюдательных и дефективных и туалета. Казалось всю теплоту, еще оставшуюся в зачерствелых сердцах эти люди отдавали цветам. У меня на окне рос лимон. Сам я большой ценитель кактусов, но их не разрешали по причине колючек.

Было весьма занятно наблюдать, как взрослые мужики выстраивались в очередь перед ванной, долго дожидаясь очереди, чтобы помыть своим питомцам листья.

Мне же пришлось заняться цветами, росшими не на подоконнике, а на территории больницы.

У каждого отделения были свои клумбы, за которыми тщательно ухаживали, пропалывали и поливали (конечно, воду таскали больные, то есть мы). Цель – чтоб к пятнадцатому августа все клумбы покрылись цветущим ковром астр, хризантем или других цветов. Ведь 15.08 обычно по всей больнице проводится «Праздник цветов», на который приезжали врачи с Владивостокской, и даже сам главный врач больницы. Комиссия из врачей оценивала красоту клумб и назначала места. Три победивших отделения получали ценные призы – электрочайники, музыкальные центры, а один раз наше отделение, заняв первое место, выиграло огромный телевизор.

Но красивая клумба – это еще не самое главное на «Празднике цветов», главное – это поделки из природных материалов, которые тоже оценивает жюри.

За две, за три недели до праздника в отделениях начинается лихорадочная работа – ищут больных, способных к творчеству и готовят панно и поделки. Мы готовим панно из колосков и ваты, из крупы разных оттенков и ягод рябины, делали поделки из коряг и мха. На ура шли человечки из коры и веток. Работы было много, готовились даже по ночам. Наша фантазия при этом совершенно не учитывалась – идеи «приносила на блюдечке» старшая медсестра. Единожды мне удалось пробить свой проект – мы сделали орла из гусиных и куриных перьев и заняли первое место, выиграв телевизор.

Делали целые деревянные замки, лепили из хлеба Шрека, писали маслом пейзажи и натюрморты. Оказалось, что больные, целыми днями умирающие от безделия по своему даже талантливы и способны на многое.

Обидно, что все с таким трудом сделанное после праздника уничтожалось – хранить все это было просто негде, да и любое спец отделение стремится к минимуму в вещах.

Этот праздник, хоть больные и не выпускались на него, вносил оживление в скучную жизнь отделения.

Однажды меня вызвал новый заведующий отделением Мидхат Рустэмович и спросил, пролистав мое дело.

- Учился на программиста?

- Да, – ответил я.

- У меня компьютер не в порядке.

Я присел за допотопный Pentium 100 и покопался в настройках Windows. Настраивать было нечего, так как система сбоила целиком. Я перезагрузился в DOS, запустил инсталляционную версию Windows, подождал, пока она установится, и пожелал Мидхату Рустэмовичу приятной работы.

С тех пор меня постоянно стали звать работать на компьютер, а вскоре слава обо мне дошла и до других отделений Ново-Николаевки, куда меня стали водить с охранником. Дело в том, что больничный программист сидит далеко, на Владивостокской и вызывать его в экстренных случаях было неудобно, по причине долгого ожидания. Я же был всегда под рукой.

Работая на больничном компьютере, я попал в мир актов, законов и приказов по психиатрии, узнал многое из больничной жизни и статистики, разглашать же эту информацию на страницах этой книги я не вправе. Но мне самому стало жутко, я окончательно убедился, что попал в болото, из которого почти невозможно выбраться.

О своем освобождении я узнал за три месяца до него – мне попали документы, в которых находился список больных, готовящихся к выписке. Тут душа моя успокоилась.

То, что я работаю на компьютере, особенно не понравилось чумовому больному Рамилю Кашапову. Он непрерывно испытывал галлюцинации в виде надписей, стоявших у него перед глазами, меня же он начал обвинять в том, что он, Кашапов, абсолютно здоров, а я, подлец, создаю ему эти надписи с помощью компьютера. Я многократно объяснял шизофренику всю глупость его обвинений, но тот не переубеждался и не отходил от своего бреда ни на минуту. В конце – концов, он причислил меня к евреям и заявил, что во всем виноват этот народ.