Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Пышущий зноем август. С первой встречи послов четырех держав, начавшейся 26 марта 1970 года, прошло 17 месяцев. Переговоры по Западному Берлину вышли на финишную прямую. Наступил самый ответственный период. Окончательная доработка, согласование и парафирование заключительных документов. В этом месяце, впервые за все время переговоров, одних только встреч послов было семь. Им предшествовало не менее двух десятков согласований и обсуждений помощниками, специалистами, экспертами и советниками послов. МИД внимательно отслеживал работу нашей делегации. Для оказания помощи, а в случае необходимости и принятия соответствующих решений прямо здесь, на месте, в Берлин прибыл сам министр Андрей Андреевич Громыко. Никто на Западе, ни даже руководство ГДР, кроме его высшего звена, ни сотрудники нашего посольства в Берлине, за исключением нескольких, имевших прямое отношение к переговорам, не знали о появлении в Берлине нашего министра. Он был здесь инкогнито. Чтобы обеспечить связь министра с нашим послом во время переговоров в Западном Берлине, был выделен в качестве «спецкурьера» ответственный сотрудник посольства, 1-й секретарь Иван Сафрончук[90]. Договорились осуществлять связь записками, которые можно было дополнять устной информацией. Посол выделил служебную машину с водителем. Во время работы послов в Западном Берлине Сафрончук должен был постоянно находиться под рукой у нашего министра.

Вот как вспоминает сам Иван Сафрончук свою роль в качестве «связника»:

— Я несколько раз выезжал с записками от Громыко и передавал их Абрасимову. Где-то в конце августа, точную дату не помню, министр направил меня в Западный Берлин с «посланием». Доставить его нужно было срочно. Примчались к зданию бывшего Контрольного совета. У входа — два здоровенных охранника из американской военной полиции — МР. Не пропускают.

Я им говорю: мне срочно к советскому послу.

Они: покажи пропуск, не положено без пропуска.

Нет, думаю, с ними надо иначе. Решил действовать нагло и решительно. С силой протискиваюсь между этими крепкими парнями. Они оторопело смотрят на меня. Бегом по лестнице вверх. Посла нашел обедающим в обществе своих западных коллег. Входить запрещено. Но мне можно. Западные послы с удивлением и любопытством смотрят на меня. Петр Андреевич делает мне знак рукой. Подхожу и даю ему записку. В комнате воцаряется тишина. Посол довольно долго читал записку из двух коротких абзацев. Наверное, что-то обдумывал. Я стою рядом. Потом он посмотрел на меня, тихо спросил:

— Устно ничего не передавал?

— Нет, — говорю.

Еще одна пауза. Наконец посол произнес:

— Ладно, спасибо! Я придумал лучше.

Не знаю, о чем шла речь в этом «послании» министра, так как я не должен был знакомиться без особого на то разрешения с содержанием этой, в общем-то, секретной переписки.

— Что мне делать? — обратился я к все еще о чем-то размышляющему послу.

— Сейчас вам возвращаться не надо. Мы закончим обедать и поедем вместе. Я сам посоветуюсь дома и доложу результаты. Но наше предложение западными послами уже принято. Сейчас у меня будет короткая встреча с журналистами перед зданием, на выходе. И сразу же вместе уедем.

Вскоре посол пришел в своей рабочий кабинет, где я стал невольным свидетелем того, как наш советник-эксперт, правая рука Абрасимова на переговорах Юлий Квицинский помогал послу заучивать немецкую поговорку «Ende gut — alles gut!», которую следует понимать в русском переводе, как «Все хорошо, что хорошо кончается» или «Конец — делу венец».

У посла по-немецки это получалось с трудом. С присущей ему настойчивостью он преодолел это препятствие. В сопровождении членов нашей делегации Хрусталёва и Санникова Петр Андреевич вышел из здания. На лужайке перед входом толпа журналистов. Все ждут, что скажет наш посол. Беспрерывные вспышки фотоаппаратов. Работают кино- и телекамеры. К послу, стоявшему на ступенях, протянулись десятки рук с микрофонами. Выдержав паузу, посол медленно, но громко и отчетливо, чеканя каждое слово, произносит ставшую знаменитой, только что заученную им немецкую поговорку, которая уже в ближайшие часы стала достоянием мировой прессы и всех радио- и телекомпаний. Интересна была реакция западных журналистов, услышавших слова посла первыми. Шумная, веселая и одобрительная…

На вилле министра на первом этаже до появления Громыко посла встретили помощник министра Макаров Василий Георгиевич, Токовинин Аврелий Андреевич — завсектором в Третьем европейском отделе МИД, ответственный за Западный Берлин, и сотрудник этого сектора Коптельцев Валентин Алексеевич. Все трое настоятельно требовали от Петра Андреевича показать им отправленную ранее со мной записку министра, которую посол так и «не смог найти» ни у себя в рабочей папке, ни в карманах одежды. Так он эту записку и не вернул. Вскоре посол поднялся наверх к министру для доклада.