На одном из моих первых приемов в посольстве я познакомился с заведующим протокольным отделом МИД ГДР Туном. Высокий сухопарый немец, осанка которого выдавала в нем военного в прошлом. Гладкие, тщательно зачесанные назад с ровным пробором, густо смазанные бриллиантином волосы, вытянутое остзейское лицо с тяжелым подбородком и невозмутимым выражением. «Не хватает только монокля», — подумал я. Он был намного старше меня. Мы оказались вместе рядом со столом с обильной закуской и выпивкой и непроизвольно разговорились, представившись друг другу. Может быть, слегка разогретые выпивкой, мы долго беседовали, все больше проникаясь взаимной симпатией. Тун неплохо владел разговорным русским языком, полученным им у нас в плену и во время учебы в «Антифе». Однако беседовать Тун предпочитал все же на немецком. Оказалось, он воевал в Сталинградском котле, где и был пленен. Я хорошо знал этот район военных действий в 1942-1943-х годах, и это произвело впечатление на Туна. В последующем мы еще несколько раз встречались, пока он не перешел на работу в аппарат Национал-демократической партии ГДР, членом которой он состоял с момента ее образования[18]
. Был я у него и дома. Он проживал в небольшой вилле в районе Панкова.Тун оказался человеком необычной биографии. Происходил он из богатой и родовитой в прошлом семьи немецких кадровых военных. Его фамилию украшала приставка «фон», от которой он решительно избавился как убежденный патриот социалистической ГДР. Бывший старший лейтенант СС, он и в плену оставался убежденным нацистом, свято верил в гений фюрера. Известно, что из числа окруженной в Сталинграде группировки 6-й армии Паулюса в количестве более 300 тысяч человек в плену оказалось почти 90 тысяч. Практически все они были заранее обречены на смерть, так как организм большинства из них был предельно истощен многодневным голодом, холодом и болезнями. В числе выживших оказался и фон Тун. Однако летом 1943 года, находясь в лагере для военнопленных, он заболел дизентерией. Смерть в тех условиях была неминуема. А полное отсутствие необходимых именно для этого инфекционного кишечного заболевания продуктов питания медленно приближало Туна к роковому порогу. Он умирал. Его поместили в специальный барак для умирающих, а как офицеру — выделили в углу отдельную койку. Уже несколько дней в полузабытьи он находился в этом бараке, когда там появился советский военврач…
Силы почти оставили Туна. Он не мог даже приподняться. Ему и самому больше не хотелось жить. Приходя временами в сознание, он уже не взывал к Создателю и не обращал свои мысли к оставшимся в Германии жене и детям. Он давно распрощался с ними. В душе он всегда оставался верующим человеком, но, как убежденный национал-социалист, скрывал свою религиозность от товарищей по партии, дабы не показывать слабость духа своего. В его угасающем сознании все чаще и чаще появлялось что-то большое и ярко-светлое, зовущее его куда-то…
Тун с трудом разлепил веки. Над ним склонился советский военврач, на узких белого цвета погонах которого было три звездочки. Старший лейтенант медицинской службы. Как в тумане перед умирающим Туном возник апостольский лик с ярко выраженными семитскими чертами. Через толстые линзы стекол на Туна внимательно смотрели светло-серые увеличенные линзами добрые глаза. Если бы не эти очки, наделяющие лицо современным обликом, и военная форма, Тун был бы уверен, что он уже вознесся на небо. «Апостольский лик», однако, еще ближе склонился над лежавшим без движения умирающим.
— Вам нужны медикаменты и усиленное питание с одновременной строгой диетой для лечения запущенной дизентерии. Сейчас вам противопоказана грубая пища, — изрек «апостол» на понятном для любого немца идише.
Тун закрыл глаза. Ему не хотелось больше слушать этого странного еврея, явившегося ему в образе апостола Павла, который по библейскому преданию был такого же щуплого вида и с редкой растительностью на голове. Какой-то внутренний толчок заставил его еще раз поднять тяжелые, как налитые свинцом, веки. Теперь он совсем близко увидел глаза врача. Они действительно лучились добром и состраданием. Врач снял с больного одеяло, покрывавшее изможденное тело. Приложил к выступающим костям грудной клетки стетоскоп и стал внимательно слушать. Потом профессионально простучал его. Также старательно пропальпи-ровал живот Туна. Казалось, его пальцы проникали до позвоночника. Неожиданно врач сказал, чтобы Тун сегодня вечером ничего не ел, а только пил много теплой кипяченой воды, которую ему по его указанию принесет санитар. Он распорядится не давать ему положенную пищу, которую уже давно не воспринимал организм больного. У Туна не было сил что-то ответить врачу. Вскоре он вновь впал в забытье…
Рано утром этот странный военврач снова появился у постели Туна. В руках у него была неполная бутылка молока.