Без разницы

— Так! Хорош! — в прихожей поднимается палец. Пламя дрожит и кажется, что палец шевелится. — Наша цель — известный чиновник, важная шишка. Фотография будет утром. Плакаты — тоже. Всё как всегда: оббежали ребят в погонах, встали между ними и камерами — плакат над головой. К девяти утра — в аэропорт. Там будем дежурить.

Женщина-командир подкуривает, выпускает дым в темноту прихожей и указывает на девушку с Эйфелевой башней в руках:

— Дочка! Иди брейся, завтра пойдёшь в центр. Жанна заболела, так что заменишь.

«Мама, она не справится… Она малая ещё», «Да мы и не видели её в деле», «Мама, может, ты бы сама пошла в центр?» — галдят в комнате. Но женщина отрезает их от себя движением руки:

— Хорош! Я буду с вами, девочки. Завтра — я буду с вами.

Женщина задувает в прихожей свечи и уходит на кухню. Она достаёт из-под стола и разворачивает матрас. Снимает бейсболку, спортивный костюм и вешает на спинку стула. В трусах и майке ложится на матрас и укрывается.

Остальные женщины, прикрывая пламя рукой, выстраиваются в очередь в туалет, разбредаются по двум комнатам, раскладывают матрасы и ложатся. Одна за другой гаснут свечи.

Дочка ищет, куда положить пиджак, когда к ней подходит женщина в советском белье и шепчет: «Дочка, ты маме-то давно звонила? Ты позвони, хотя б скажи, что всё нормально…» — та в ответ молча кивает и продолжает поиски.

Все, наконец, укладываются, и квартира замирает. Сверху доносится медленный скрип кровати и женские стоны. Несколько минут все молчат. Наконец, кто-то из женщин передразнивает: «Ах! Ох! Ух!» — остальные смеются и через несколько секунд уже спят.

***

Первой проснулась Мама. Она закипятила чайник, растворила себе кофе. Выкурила две сигареты подряд, отхлёбывая из чашки с надписью «Босс». Сполоснула чашку, поставила на стол банку с кофе и чайник. Взяла с холодильника мегафон и босиком пошла в комнату. Мегафон захрипел, и слова Мамы едва можно было разобрать: «Подъём, коровы!»

Пока женщины приходили в себя, Мама прошлёпала через прихожую и заперлась в ванной. Женщины, по очереди дёргая дверь ванной, стали скапливаться в кухне, искать в шкафу свои чашки и растворять в них кофе.

Кукушка, которую немного трясло, тихо ругалась: «Вот бля… Вот бля…». «Ку-ку… Ку-ку…» — прогудел кто-то, вызвав такой громкий смех, что соседи застучали по батарее.

Через полчаса вся квартира гудела. В ванной беспрерывно шумела вода. Женщины злились друг на друга и швырялись одеждой. Мама ругалась по телефону. Женские пятки бухали по линолеуму.

Дочка вышла с чашкой на балкон и стала смотреть, как люди в темноте бегут на первое метро. Они направлялись из дворов и переулков в одну сторону, словно на запах. На балкон вышла женщина в камуфляжной форме, подкурила тонкую сигарету и предложила Дочке. Та отказалась. «Ты любишь кино?» — спросила женщина.

Дочка пожала плечами:

— Кто не любит кино?

«Действительно», — улыбнулась женщина. — «Вот и представь, что это всё в кино. Так будет легче».

Дверь в комнату распахнулась, появилось сердитое лицо Мамы: «А ну кончайте загорать! Выезжаем».

***

На скамье в трясучем кузове фургона Мама проинструктировала Дочку:

— Чтобы раздеться, у тебя будет несколько секунд. Лучше заранее расстегни молнии и развяжи шнурки. Если получится, можешь быть в обуви, не успеешь — значит, беги босиком. Становишься в центре, поднимаешь плакат.

Она развернула скрученный лист ватмана с небрежной акварельной надписью Free Yuri Antonov.

Кукушка заныла:

— А-а-а, у тебя ничего плакат… У меня вообще жесть. Ещё и по-нашему, — она развернула свой ватман, где было написано «Нет злобным рокерам!!!» и нарисовано что-то вроде электрогитары.

— Так, Дочка! — Мама дала лёгкий подзатыльник Кукушке. — Эта встанет слева от тебя, Бомба — справа.

Женщина в камуфляже подмигнула Дочке и подняла большой палец.

— По оплате, — продолжала Мама. — Так как ты в центре, тебе пятьсот. Остальным в строю — по триста. Поддержка — по сто пятьдесят. Ты между ног побрить не забыла?

В зеркале заднего вида показались глаза водителя. Дочка густо покраснела и поджала губы. Машина затормозила так резко, что кто-то из женщин вскрикнул.

— Сударыни! — раздался спереди насмешливый мужской голос. — Вы на базе.

***

В зале аэропорта звуков почти не слышно. Встречающие почти перестали двигаться и разговаривают очень тихо, как будто просто шевелят губами возле чужого уха. Время от времени автоматические двери шуршат и разъезжаются, но из них никто не выходит — только тёплый ветер шевелит на стойках бесплатные газеты. Таксисты, помахивая ключами, осматривают территорию. Затишье между рейсами.

Мама, всё такая же сосредоточенная, как утром, пытается занять своих женщин, которые при каждом удобном случае начинают зевать:

— Селёдка, смени Сову возле табло. Рыся, принеси кофе.

Репортёр, увешанный фотоаппаратами и объективами, бессмысленно шляется возле женщин.

— За что сегодня боремся? — спрашивает он без интонации. Женщины даже не удостоили его взглядом.

Репортёр развернул один из плакатов и хмыкнул:

— А с этим-то что?

— Ты что, не слышал? — Мама заметно занервничала, смотрит на табло прилётов.