Без семьи

Старик встал со стула и сел около Барберена. И когда он поднялся, баранья шкура вдруг приподнялась в одном месте, как будто под ней было что-то живое. Я со страхом глядел на старика. «Что-то он скажет? Что со мной будет?» — думал я.

— Вы не можете содержать этого мальчика! — сказал старик. — В таком случае отдайте его мне!

— Отдать вам такого красивого мальчика? Поди сюда, Рене!

Я, дрожа, подошел к столу.

— Не бойся, — сказал мне старик, а потом обратился к Барберену. — Я не говорю, что он некрасив. Если бы он был безобразен, я не взял бы его. Уроды не подходят мне. Но он не выглядит сильным.

— Он-то не силен? Полноте! Да он силен, как взрослый. Посмотрите-ка на его ноги — видите, какие они прямые, — и Барберен приподнял мои панталоны.

— Слишком худы, — сказал старик.

— А руки то каковы, — продолжал Барберен.

— И руки такие же, как ноги. Он не вынесет тяжелой работы.

— Он-то? Да вы пощупайте, пощупайте его!

Старик пощупал мои ноги и недовольно покачал головою. И мне вспомнилось, как лавочник покупал нашу корову.

Неужели старик уведет меня?

А матушки Барберен не было тут, чтобы защитить меня.

— Это ребенок, как ребенок, — сказал старик, — но он не годится для крестьянской работы, а я, пожалуй, возьму его. Я, конечно, не покупаю его у вас, а нанимаю и буду платить вам двадцать франков в год. Это хорошая плата. Вы сейчас же можете получить ее и избавиться от мальчика.

Старик вынул из кармана кожаный кошелек, достал из него четыре монеты по пяти франков и положил их на стол.

— А что вы из него сделаете? На что он по вашему мнению годится?

— Он будет моим товарищем, — с улыбкой сказал старше, отпивая небольшими глотками вино из стакана. — Он займет место в труппе артистов синьора Витали.

— А где же эта труппа?

— Синьор Витали — я сам, а с моими артистами я вас сейчас познакомлю.

Сказав это, старик раскрыл на груди баранью шкуру и вытащил какого-то странного зверька. Это он-то и шевелился, когда поднималась шкура. Что это за зверек? Я никогда не видал такого и с изумлением глядел на него.

На нем была красная блуза, обшитая золотым галуном, но ноги и руки его были голые. Да, настоящие руки, а не лапки! Только они были совсем черные. Голова, тоже черная, была величиною с мой кулак, нос короткий и вздернутый, губы желтые, глаза, необыкновенно подвижные и блестящие, были очень близко посажены один от другого.

— Ах, какая отвратительная обезьяна! — воскликнул Барберен.

Его слова вывели меня из оцепенения. Хотя я никогда и не видал обезьян, но слыхал о них. Значит, это был не черный ребенок, а обезьяна?

— Вот первый артист моей труппы, — сказал Витали. — Это гражданин Проказник. Поклонись почтенной публике, мой милый!

Обезьяна приложила руку к губам и послала нам воздушный поцелуй.

— Вот это, — продолжал Витали, показывая на белого пуделя, — синьор Капи. Он будет иметь честь представить своих товарищей.

Белый пудель тотчас же вскочил, встал на задние лапы, а передние скрестил на груди и поклонился своему хозяину так низко, что коснулся фуражкой пола. Потом он обернулся к товарищам и, продолжая держать одну лапу на груди, махнул другою. Собаки, не спускавшие глаз с Капи, тоже встали на задние лапы и, взяв друг друга за передние, сделали шесть шагов вперед, затем три назад и поклонились.

— Синьор Капи или Капитан, — продолжал Витали, — начальник и командир моих артистов. Он самый умный из них и всегда передает им мои приказания.

«Положим, воспитанники синьора Витали забавны и путешествовать с ними очень весело, — раздумывал я, — но мне придется расстаться с матушкой Барберен». Я стоял молча, со слезами на глазах, не зная, на что решиться. Синьор Витали тихонько дотронулся пальцем до моей щеки.

— Ну, теперь я вижу, что мальчик умен. Он понимает дело и не плачет.

Но тут его прервал Капи. Он вдруг с громким лаем бросился к столу, на котором сидел Проказник. Воспользовавшись тем, что все смотрели на Меня, обезьяна взяла стакан хозяина и собиралась выпить вино. Капи, внимательно следивший за всем, заметил это и помешал ей.

^{«Вот первый артист моей труппы»…}

— Вы — лакомка и плут, гражданин Проказник, — строго сказал Витали, — Станьте в угол носом. Зербино, постерегите его и, если он вздумает тронуться с места, шлепните его хорошенько. А вы, Капи, — славная собака! Протяните мне вашу лапу, и я пожму ее!

Обезьяна, жалобно пища, отправилась в угол, а Капи подал хозяину лапу.

— Ну-с, а теперь вернемся к делу, — сказал Витали. — Вот двадцать франков, вы желаете получить их?

После того, как они поладили, старик обратился ко мне и сказал:

— Ну, Рене, пойдем со мной! Тебе будет хорошо у меня. Я не обижаю детей, а мои собаки забавны и тебе будет весело с ними.

Я беспомощно огляделся вокруг, не зная на что мне решиться. Барберен обнял меня и тихо сказал:

— Иди, мой мальчик! Тебе будет лучше со стариком, нежели с нищим-калекой, каким теперь стал я.

Старик взял меня за руку, и мы направились к выходу.

— Счастливого пути! — крикнул Барберен.