Без семи праведников...

Добившись своего, Чума влил несколько капель в губки Камиллы, вкус которых так вскружил ему голову, и быстро привёл девицу в чувство. Затем поставил перед фактом: Портофино хочет повенчать их сегодня, чтобы она была под его защитой. Ей нельзя оставаться у себя в крыле фрейлин, там очень опасно. После чего, не дав ей опомниться, повёл девицу в храм, по пути послав пажа Винченцо за Бениамино ди Бертацци, велев привести их с женой в домовую церковь. Камилла ничего не понимала. Всё было слишком внезапно. Смерть же Иоланды вообще спутала все её мысли. Как же это, Господи?

Портофино, облачившись, кивнул пришедшим ошарашенным супругам, а Песте злорадно известил ошеломлённого Бениамино, что сам нашёл средство излечения своего недуга. Портофино перед церемонией всё же поинтересовался у Камиллы, подлинно ли своей волей она согласилась стать женой мессира Грациано ди Грандони? Та растерянно подняла глаза на жениха, натолкнулась на горящий взгляд раскалённых чёрных глаз и испуганно кивнула. Песте тоже заявил, что согласен взять девицу в жены.

— Ты говорил, что согласиться с женщиной мужчина может, если только сойдёт с ума или обсуждаемый вопрос для него неважен, — насмешливо проронил медик. — Говорил же я тебе, что есть и третий вариант.

— И какой же?

— Если он её любит, Чума…

Чума умно промолчал.

После венчания, пока Дианора поздравляла Камиллу, Бениамино шепнул Грациано на ухо несколько рецептов семейного счастья. Там был совет быть нежным и по возможности помнить, что разъярённый жеребец может ненароком разнести стойло в щепки, впрочем, заметив взгляд жениха, эскулап махнул рукой. Молодожёны исчезли, точнее, все успели заметить, как в дверном проёме мелькнула широкая спина мессира ди Грандони, умыкнувшего невесту, как лев утаскивает в нору пойманную лань.

— Господи, уповаю, к утру бедная девочка всё же будет жива, — с надеждой проронила Дианора, глядя на двери.

— Жива-то будет, — утвердил её в высказанной надежде супруг, — но при этом едва ли будет девочкой. И будет бедной.

Медик ошибся. Днём, в час прибытия герцогинь из паломничества, донна Камилла ди Грандони была в числе встречавших их статс-дам и фрейлин. Она была жива и уже не была девицей, но, в общем-то, бедной не казалась.

За эту ночь супруг сумел невозможное. Нет, он не покорил мягкостью. Не ронял слов нежности. Не пытался облегчить ей боль потери невинности. Заложив засов, он снял рубашку и погасил свечу. В свете каминного пламени долго смотрел на неё, сжавшуюся на постели. Сел и медленно распустил шнуровку на её платье. Дышал глубоко и размеренно. Потом, посмотрел ей в глаза и проронил, что хочет верить, что отдавая ей свою чистоту, приобретёт любовь и она, его первая женщина, станет не только единственной, но и любящей. Эти неожиданные слова странно расслабили Камиллу и согрели. Вторгнувшись в её лоно и ощущая в сомкнутых объятиях её боль и трепет, сказал, что не понимает, очищает или освящает проступившая кровь слияние их тел и родов.

После они долго лежали подле друг друга, она поймала его улыбку, благостную и чуть грустную. Он раньше никогда так не улыбался. Он же ещё несколько часов лежал без сна в странных всплывающих и гаснущих мыслях-видениях и переживании сладости испытанного соития. Она в полусне гладила его мощные плечи. «Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его. Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в сёлах; поутру пойдём в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки; там я окажу ласки мои тебе…»

Он стал господином, властителем и родным человеком, столь близким и любимым, что при одной мысли о нём она трепетала. Сам Чума, стоя среди придворных, не спуская ревнивых глаз с супруги, думал о том, что брачная ночь отнюдь не излечила его от чёртовой любовной лихорадки: детородный орган начал вдруг неимоверно докучать ему, мечась в штанах, как спущенный с цепи бешеный пёс. Герцог, по счастью, не просил шуток, ибо ему было не до шуток, и никто не заметил следов бледности на лице Камиллы, ибо оно ничем не отличалось от лиц остальных фрейлин и статс-дам: все они практически не спали ночь.

Глава 18

В которой мессир Грациано ди Грандони неожиданно догадывается о причинах убийств, но это ничуть не приближает Тристано д'Альвеллу к поимке убийцы.

Герцогинь ждали неприятные новости. Они уехали за три дня до турнира и ничего не знали ни о гибели Тиберио Комини, ни об убийстве Франчески Бартолини, Иоланды Тассони и Антонио ди Фаттинанти. Теперь все придворные наперебой делились с Донной Элеонорой и Донной Елизаветой горестными впечатлениями — ибо больше поделиться было нечем.