Без СССР: «Ближнее зарубежье» новой России и «задний двор» США

Почему современная Литва так неожиданно активна на территории бывшего СССР? Исходя только лишь из её собственных экономико-политического потенциала или интересов, нельзя объяснить её «посредническую активность», например, на Украине 2004-го или в Грузии 2008-го — в дни, когда клан евроатлантистов там либо шёл к власти, либо защищал свою власть. Консультативная деятельность Литвы в отношении её мифического «соседа» Грузии — как бы нас ни уверяли в обратном, — отнюдь не похожа на её собственную инициативу. Она целиком умещается в практику использования стран Прибалтики Соединёнными Штатами, Европейским Союзом и НАТО в качестве инструмента евроатлантического поглощения Закавказья[17] как своего нового «ближнего зарубежья», своего «нового соседства», «расширенной Европы»[18] или «3+3».[19]

Но вот в отношении Украины мотивы Литвы переплетаются с её собственными фантомами. Эти фантомы носят идеологический и исторический характер. Литва как сердце средневекового Великого княжества Литовского (ВКЛ), где собственно литовские земли занимали одну десятую часть, а остальные были восточно-славянскими, наравне с Москвой стала центром государственной консолидации восточного славянства в XIV–XVI веках, объединяя территории от Балтики до горловины Чёрного моря (между Днепром и Днестром), от Гродно до Ржева и Тулы. И даже простые современные русские учебники отдают должное государственной, языковой и религиозной терпимости ВКЛ. Но всё это было принесено на алтарь объединённой польско-литовской Речи Посполитой, доведя уже не только «внутренние» литовские, но и «внешние» польские претензии до Чёрного моря и Москвы, от которых Речь Посполитая отказалась, только утратив свою государственность.

Неслучайно именно Польша и Литва, апеллируя к своим фантомам, так навязчиво стремились стать «адвокатами» Украины в Европе, пока Украина не выработала прямых связей с Брюсселем и Вашингтоном. Современная Польша ещё более активна на территории бывшего СССР, чем Литва. Отнюдь не только потому, что до сих пор помнит себя жертвой Российской империи и СССР, лишивших её (формальной или фактической) независимости (об участии в этих разделах и аннексиях Пруссии, Австрии, Германии говорить не принято много), но и потому, что самой Польше хорошо знакомы имперский опыт, постимперское «чувство ответственности» за соседей, собственное понимание «ближнего зарубежья», «ответственность» за поляков бывшего СССР, с марта 2008 года получивших в Польше значительные льготы — потому, что, как подчёркивает нынешний президент Польши Лех Качиньски, они «в результате послевоенного сдвига границ на запад — оказались за рубежами родины». Подчёркивает и объясняет: «Часть моей семьи происходила с территории бывших восточных рубежей Польши (пол.: «dawnych kresow Rzeczypospolitej»; бел.: «дауніх польскіх Крэсау»; укр.: «колишніх східних окраїн Речі Посполитої»; лит: «buvo Lenkijos[20] pasienio». — М. К.), и поэтому судьба соотечественников на востоке — тех, кто никогда не отрекался от своей родины, но кто из-за изменения границ перестал быть ее гражданином, — мне особенно близка».[21]

Если северо-западные, немецкие границы были традиционной целью национального освобождения, то на свои литовские, белорусские и украинские пределы Польша прямо смотрела и смотрит как на утраченные в вековой борьбе с Россией и СССР колонии, «имперские» территории, в которых господство польской метрополии имело этническое, политическое, классовое, культурное и экономическое измерения. Если длить популярную сегодня аналогию, то для Польши Литва, и особенно её столичный Виленский край, — это уже 70 лет как утраченное Косово, часть государственной ойкумены — польско-литовской Речи Посполитой, где лежит сердце последнего польского абсолютного вождя Юзефа Пилсудского. Неудачливый соперник Польши в советско-польской войне 1920 года, Лев Троцкий хорошо чувствовал, что в основе начатой поляками войны лежало и их желание присоединить Киев (бывший частью Речи Посполитой не долее чем до 1654 года), и внятное представление о своей цивилизаторской миссии: «Пилсудский воюет не только за земли польских магнатов на Украине и в Белоруссии, не только за капиталистическую собственность и католическую церковь, но и за парламентарную демократию, за эволюционный социализм».[22]