– Теперь увидела. Впрочем, если б кто-то узнал, что мы здесь топим, нас бы в два счета отсюда выкинули.
– Разве нельзя?
– Тут вообще жить нельзя. Подвал записан как склад, завскладом Толин кореш, он его здесь, как в квартире, прописал, дал нам ключи, мы тут нелегально живем. Вернее, я. Толик здесь у себя дома. А печку мы сделали, чтоб не околеть. Подвал не протапливается. Настоящий склеп.
– А если кто-то узнает?
– Кому это надо? Управдомше все по фигу, мы ей бутылку ставим, она и рада. Не все ли равно – живет тут кто-то или барахло разное держат.
– А прописка?
– Какая прописка? Кто мне ее даст? Кот с соседнего двора лапой нацарапает?
– На что же вы живете?
– На что придется. Трудно, но хватает.
Я не поверила этому и с сомнением покачала головой.
– Почему ты ушел из института?
– Мой смысл жизни в другом. Какого черта – потратить пять лет, а потом получать жалкие гроши? Мой смысл жизни абсолютно в другом! В том, чтобы поскорее пришел успех. Все равно какой.
– В институте тебе все давалось легко!
– Не будь идиоткой, а не то я не хочу тебя видеть! Я просто в «художку» не поступил летом. Хотел податься в педин на худграф, но потом понял, что не хочу пять лет плакаты расписывать. А тут подвернулся прием в ГТЭИ без экзаменов. Я и пошел. Но еще хуже, чем педин. Месяц посидел – думал, мозгами двинусь. А потом появился Толик с подвалом. Я и ушел.
– Может, ты поступил правильно…
– Я не люблю бороться за что-то. Самое верное – плыть по течению, просто сложив руки.
Что-то с громким треском загорелось в печке и рассыпалось на тысячу крохотных искр.
– Я ищу здесь смысл своего ощущения мира… Здесь идет отсчет других измерений. Совершенно не так, как принято видеть, как должно быть…
Я чувствовала удивительную умиротворенность. С каждым словом образ Андрея становился почти божественным.
– Мне так хорошо с тобой рядом… – Слова вырвались у меня случайно, и по его глазам я поняла, чтоон уже давно все знает.
– Этот институт… Вот тебе он зачем? Почему ты туда пошла?
– Мне нужно было уехать из дома…
– Понимаешь, все, что окружает нас каждый день, – просто вопиющая бессмыслица. Я не считаю себя сверхчеловеком – упаси боже… Но многое, подносимое как истинное величие или доказанная догма, на самом деле просто блеф, мыльный пузырь. В институте я вглядывался в лица проходящих мимо меня однокурсников – и ничего не видел в них, словно таки должно быть. Окружающие видели значительность в том, чего на самом деле не существовало. И тогда я объявил себе выходной. Просто объявил несколько дней воскресеньем и неожиданно понял, что могу стать свободным… Скажи мне: свершая ложь, в которой человек не отдает себе отчета, повинен ли он во грехе? Может ли считаться индульгенцией для ничтожества запись в трудовой книжке о наличии диплома? Я не хочу участвовать в этом. И на общественное мнение мне плевать! Однажды понял, что я всего лишь один из когорты идиотов, пошел и забрал документы. Существует множество более важных вещей. Для меня один вечер, проведенный в темноте, освещаемой только слабыми вспышками догорающих в самодельной печке газет, значит гораздо больше, чем для тебя успешная сдача зимней сессии.
Кто вообще имеет право влиять на мою жизнь? Я ненавижу тупые понятия «право», «зависимость», «надо», «должен», потому что ненавижу бессмысленную неопределенность! Я не хочу жить по правилам, по которым живет большинство. Не хочу плевать на собственную жизнь! Но еще – не хочу и бороться за нее. Потому что изначально я пришел в этот мир не как человек борьбы. Я не умею бороться. Чем лезть в драку, я предпочитаю отойти в сторону. Мне противны лоснящиеся морды тех, кто считает, что много знают о жизни и за свое готовы перегрызть глотку. Эти пять букв – «жизнь» – напоминают мне истерзанную ветошку, разрываемую всеми кому не лень, чтобы лоскутьями оправдать собственное ничтожество или свои ошибки. Как вообще можно что-то знать, если твое неприглядное украшение – башка – забито всем, чем угодно, кроме истины, и ты не хочешь ничего знать, понимать, видеть! Наверное, ты думаешь, что я болен манией величия или что я знаю истину. Ни то, ни другое. Я хочу только догадаться, интуитивно приблизиться к ней…
Как можно вдолбить понятие света брошенным в темноту? Тот, кто утверждает господство света во тьме, – тот мерзавец… Быть таким я не хочу… Если толпу бросают в хлев, разве получается что-то иное, кроме свиней? И разве на помойке растет трава? В навозе иногда растут только цветы. Бывает, очень красивые… Видишь, выходит замкнутый круг. Это – конвейер, по краям которого стоят уже сошедшие с него и бешено смеются над теми, кто приближается к ним, ржут с пеной у рта, чтобы потесниться чуть позже и дать место новоприбывшим. Каждый с рождения обречен пройти этот конвейер. И выходит замкнутый круг – направление истины вдоль окружности. А я не хочу быть еще одним звеном в этой цепи. И не буду – ты меня понимаешь?! И еще, я пришел к выводу, что отсутствие сопротивления – самое лучшее из всех сопротивлений. Может, я и не стану великим художником (потому что я недостаточно талантлив, я и сам знаю, и еще потому, что не хочу за это платить), я просто хочу жить спокойно. Делать только то, что хочу. Например, найти близкого человека, который мог бы решить за меня все проблемы. А я буду делать только то, что хочу, не считаясь ни с кем.
Огненные блики сквозь щели в печке отражались на стенах. Мне стало трудно дышать – от одного вида Андрея, а не от смысла произносимых им слов. Я ничего не слышала и не видела. Я не хотела ничего понимать. Он был рядом – и это стало для меня главным. Все же остальное… Тогда я думала: как мало значат в этом мире какие-то слова.
Я вгляделась в него пристальней и поняла, что должна показать, как много значит для меня его откровенность. Я сказала:
– Хочешь я стану решением всех твоих проблем?
Он засмеялся – один звук его голоса значит для меня больше всех объятий и поцелуев…
– Конечно, хочу!
Огненные чертики заплясали в его глазах, и таким же серьезным тоном, как говорил раньше, он произнес:
– Я тебя хочу!